Ты проиграл. В тени твоих ресниц

Аверкиева Наталья

 Рука сама собой ползет по его спине. Подушечки пальчиков едва касаются кожи. Ряд позвонков. Чуть выступающие лопатки. Поясница. Ямочки на крестце — я их обожаю. Выдыхаю томно на грудь. Поднимаю к нему глаза. Темно. Ничего не видно вообще. Какие хорошие гардины. И как не вовремя. Он тоже нечего не видит. Тыкается ко мне лицом. Губы находят губы. Гнусный Capitan Black… Он курил эту гадость. И, кажется, пил текилу. Языки ласкаются. Настойчиво, нежно, страстно. Его вкус — мой вкус. Он гладит меня, просто гладит. Везде, где достает свободная рука. На второй приютилась моя голова. Гладит так, что хочется умереть от неги, раствориться в ней. Он оберегает меня сейчас от всего, от всех, от любого зла мира. Чувствую это. Осязаю это. Осознаю. Тону в его нежности. Ловлю каждый

момент, чтобы запомнить навсегда, чтобы думать об этом, когда мы расстанемся послезавтра, расстанемся всего на несколько дней. Что меня ждет с ним? Редкие встречи украдкой. Осторожность во всем. Пристальное внимание чужих людей. Агрессия поклонниц. Хочу запомнить сейчас его руки. Хочу помнить вкус этих губ. Хочу видеть эти глаза. Он целует мою шею. Невесомо касается языком за ухом. Легкий стон ему в плечо. Маленькие поцелуи век, бровей, кончика носа. Губы жадно ловят его. И, найдя, опять ласкаются. Он как волны в море — такой же сильный и нежный. Он как солнечный луч — такой же теплый и ласковый. Он как ветер — такой же невесомый и трепетный. Наверное, никогда в жизни меня так не любили. Всё, что хранилось в нем, всё, на что он был способен, всё-всё сейчас принадлежало мне. Весь его мир. Все его чувства. Вся его любовь сейчас принадлежала только мне. У нас на одних целая Вселенная. Огромная. Звездная. Яркая. Только наша. У нас на двоих одно дыхание, одно сердце, одна душа. Сегодня не было агрессии, когда зубы сводит от удовольствия на шее партнера, когда перестаешь себя контролировать и дерешь кожу в экстазе, сегодня было море любви и нежности, огромная вселенная тепла и ласки. Он двигался очень аккуратно и целовал, целовал, целовал. В тишине, в темноте, без глупых, никому не нужных слов. И я в какой-то момент поняла, что мне ничего не надо в этом мире, лишь бы слышать, как бьется его сердце, лишь бы видеть его глаза, лишь бы ощущать его руки. Мы кончили одновременно, так же тихо, как занимались любовью, с легким стоном, с закрытыми глазами, на какой-то грани сознания. Он любит меня. Он со мной. Он рядом. Его губы собирают капельки пота с моей шеи. Переплетенье наших рук. Переплетение наших ног. Пальцы сжимают пальцы. Прижимаюсь к его животу спиной. Обнимаю руку, на которой лежит моя голова. Целую каждый пальчик в благодарность. Мне безумно хорошо. Трусь затылком о его грудь и проваливаюсь в разноцветные облака самого счастливого сна на свете.

 Я не сразу поняла, что это стучало — боль в висках от запаха или что-то другое. Вокруг творилось что-то ужасное: мобилки, сменяя друг дружку, противно трезвонили, телефон на ночном столике у кровати разрывался, в дверь кто-то колотил так, что казалось ее сейчас сорвет с петель. И при этом дикая головная боль простреливала из затылка через висок в глаз. Я села на кровати и по глупости тряхнула головой. Взвыла… Кажется, это мигрень. Чертовы сладкие духи и Capitan Black! Дурацкий коньяк! Как же мне плохо и хочется пить… Схватила с кресла покрывало, замоталась в него и поплелась открывать.

 — Я так и знал! Время полчетвертого, а ты еще спишь? — рявкнул свеженький как раннее утро Родриго.

 Пригладила стоящие дыбом волосы и постаралась разлепить глаза. Безрезультатно.

 — Чего ты хочешь? — промямлила я, совершенно неприлично зевая. Упаду и умру прямо здесь. Спать… Как же я хочу спать…

 — У тебя есть полчаса на сборы. Живо! Шевели булками!

 — Я тебе вчера сказала всё. Давай, Родриго, иди уже отсюда. У меня выходной. Иди к черту.

 Родриго грубо схватил меня за плечо и потащил в ванную. Включил душ и окатил ледяной водой.

 — Просыпайся, чудовище! Просыпайся! Машина ждет уже.

 Я взвизгнула. Сон улетучился. Он пихнул меня обратно в комнату. Набрал воды в какую-то емкость, я так и не поняла, что это и для чего, подлетел к кровати, сдернул с Билла одеяло и облил. Подозреваю, что тоже холодной водой. Билл выругался, и спрятал голову под подушкой, стараясь натянуть одеяло на тело. Но разве Родриго угомонится? Он скинул одеяло на пол, а Биллу со всей дури шлепнул по голой заднице так, что остался красный след от пятерни:

 — Вставай, я тебе говорю! — по-русски.

 Билл приподнялся на локтях и зло зашипел:

 — Можно я трусы надену?! Выйди вон! — по-немецки.

 — Полчаса! Understand?

 Уходя, Родриго ударил по выключателю и хлопнул дверью. Яркий свет неприятно резанул по глазам. Я скривилась и жалобно посмотрела на сидящего на мокрой простыне недовольного и мятого Билла, ошарашенно ахнула: на щеках, подбородке, лбу красовались следы от помады, сильно стертые, но все равно различимые, на шее и ключице четыре черных пятна — засосы. Твою мать… Я подошла поближе — нет, пять засосов. Меня затрясло… Пять чужих засосов. Пять! Чужих! Засосов! И этот мерзкий запах сладких бабских духов, которым я, кажется, пропахла до самых костей. Твою мать… И как это понимать? Пять засосов…

 Только не ори… Главное, не ори… Вдох. Раз, два, три. Выдох. Раз, два, три. Вдох. Твою мать! Пять засосов! Выдох. И помада! И духи! Вдох… Губы сжаты. Зубы скрипят. Выдох. Глазами хочется выжечь эти черные пятна на его шее до самого мяса! Вдох. Только не ори. Он был у Родриго. Тот мог подставить парня. Скорее всего так и было. Выдох…

 Билл перехватил мой офигевший взгляд и расшифровал его по-своему:

 — Да, вот так по утрам выглядят рок-звезды, — с вызовом и какой-то обидой. — Вот такие они страшные и опухшие. Что, не нравлюсь? — Руки в волосы. Голова на грудь. Легкий болезненный стон.

 Только не говори мне больше ничего, иначе узнаешь о себе много нового…

 Вдох. Два, три… Выдох… Не ори. Родриго. Он был у Родриго…

 Кое-как сдержала злорадную усмешку. О да, мальчик, у тебя странные представления о том, как по утрам выглядят рок-звезды. Лучше молчи, рок-звезда сопливая. Зато я знаю, что сейчас тебе хочется умереть, как минимум, — перепить Родриго еще никому не удавалось. Что у русского ни в одном глазу, то немцу смерть от интоксикации. Дитё непутевое, хоть бы пить научился, бабник чертов. Будем тебя лечить, ибо мужчина с похмелья — злой мужчина. В чашку положила двойную дозу Alka-Seltzer. Достала из мини-бара две бутылки минералки: одну себе (все-таки коньяк даже с кофе на мой неокрепший организм повлиял не менее плохо, чем текила на Биллин), а вторую этому страдающему ловеласу, хотя я бы с удовольствием сейчас ею в него запустила. Взяла себя в руки и улыбнулась, внутри все клокотало от злости и негодования. Села на краешек кровати и протянула шипучку.

 — Ты самая красивая опухшая рок-звезда, которую я когда-либо знала, — постаралась, чтобы голос звучал ласково. — А еще сегодня была лучшая ночь в моей жизни.

 Он с подозрением уставился на жидкость.

 — Пей. Конечно, сейчас было бы лучше выпить крепкого сладкого чая с мятой, но его нет, а это хотя бы снимет головную боль.

 Парень, сильно морщась, выпил лекарство. Сжался весь от холода. Я обняла его за плечи. Билл доверчиво потерся носом о мое плечо. Скользнул рукой по бедру и чмокнул в щеку. Ох, какой перегар зверский.

 — Я позвоню на ресепшен, попрошу, чтобы нам постель поменяли. Ты иди, умойся, а я пока номер проветрю — дышать невозможно.

 — Да, — кивнул Билл. — Вонь страшная. А чем пахнет?

 Я ядовито усмехнулась, не удержалась и съязвила:

 — Твоими женщинами.

 — Да ну тебя, — он шутливо меня оттолкнул и рассмеялся. — Надо одеваться. Мы же едем к аборигенам.

 — Нет, мы ложимся спать.

 — Нет, едем к аборигенам. Родриго ждет.

 Мои брови взлетели на лоб, а глаза удивленно распахнулись. Я прикрыла отвалившуюся челюсть и переспросила:

 — Что Родриго делает?

 — Ну, мы же с тобой вчера решили, что едем к аборигенам на экскурсию, — наивно хлопая пушистыми ресницами, заявил Билл. — Так что мы едем к аборигенам. Одевайся.

 — Эй, погоди! Мне кажется, что ты не слишком хорошо понимаешь ситуацию, Билл.

 — О, нет! Как раз я ее очень хорошо понимаю. И мы с тобой поедем к этим чертовым аборигенам.

 — Билл, стой! Послушай. Родриго знал о тебе, знал, что я люблю другого. Я рассказывала ему. Три недели назад он сделал мне предложение…