Ты проснешься
Шрифт:
Катя никак не могла сосредоточиться, все мысли исчезли. Она очень боялась, что Демидов ей позвонит сегодня на работу или вечером домой, снова будет допрашивать, требовать объяснений, она готовилась их дать.
Она затвердила, заучила прочно, что ничего у них не получится, потому что они из разных миров, очень скоро они станут в тягость друг другу или даже начнут друг друга раздражать и начнут ссориться, они ведь так по-разному относятся к разным вещам, и то, что Катерине кажется важным, у Демидова, возможно, вызовет дикий хохот, а заслуживающее ее порицания, у Демидова будет числиться
Да и нужна ли она ему всерьез? Кстати, да и любит ли вправду? Катя поняла, что она дура. Ну с чего ей взбрело в голову поверить? Это же обычный мужской треп, за которым стоит такая же наиобычнейшая подлая мужская сущность. Просто его задело жутко, что она ему все время хамила и не замечала, вот и все. Просто азарт, самолюбие, просто желание доказать...
Доказать что? И кому?
Да не желание доказать, а желание охмурить и бросить, чтобы впредь хамить было неповадно и выделываться. Вот так-то. Хорошо, что разобралась. Умница.
А он приехал. Специально приехал не позвонив. Просто взял и встретил ее с работы, и руки ее онемели, и мысли вспугнутые попрятались, а сердце заколотилось так, что трудно дышать.
Вот и метро! Как быстро. Толпа толкается и глухо бубнит, смеется визгливо, огрызается, хамит, серый свет, грязный асфальт, разбитые ступеньки вниз мимо погнутых железных перил. Надо спускаться.
– Зачем ты приехал?
Пожал плечами. Разлепил губы:
– Надо что-то решать. И что-то делать. Или ты собираешься сделать вид, что ничего не было? Хотя это тоже решение. Ты приняла такое решение?
Кате стало страшно, страшно до крика внутри. Как же она измучилась. Как он ее измучил. И она не хочет его терять. Да и фиг с ними, с разными мирами! Она же просто умрет, если все снова станет по-прежнему, после его неуклюжих слов, после его признания, что он без нее не может, после внезапной безумной надежды на счастье. А что с ней будет, когда она надоест ему и он от нее избавится, думать больше она не желала. И Катя собралась.
– Олег. Я сознаю то, что тебе со мной скоро станет неинтересно. И навряд ли у нас найдутся общие темы для разговоров. И я сильно сомневаюсь, что мы сойдемся во взглядах и симпатиях. Но если весь этот разговор ты начал с целью договориться о романчике, то считай, что ты договорился.
Повисла мертвая пауза. Катя не знала, куда ей деваться.
– Твоя прямота граничит с цинизмом, – усмехнулся Демидов, и она похолодела, услышав, каким тоном он это сказал.
– Позволь мне подумать, – с той же усмешкой продолжил он, всунул в мягкие Катины руки многострадальный рюкзак, развернулся и быстрыми шагами направился искать свою машину.
– Чао, – пробормотала еле слышно в его спину Катя, и по щекам ее горьким градом полились слезы.
Оказавшись дома, она аккуратно уложила рюкзачок на галошницу при входе, медленно сняла и повесила куртку, так же тихо разулась. Босиком прошла на кухню. Постояла, вышла, направилась в комнату, где жила.
Во всех трех она поддерживала порядок, а жила в одной. Тут стоял ее диванчик и жил ее компьютер, а смотреть телевизор она не любила. Зачем? В сети все новости, а фильмы на DVD. Включила. Вышла, пошла бродить по комнатам. В этой была спальня родителей.
И Катя принесла большой пластиковый пакет для двадцати литров мусора – интересно, почему мусор меряют литрами – и принялась укладывать в него несвои книги, две пивные стеклянные кружки, наполовину использованный флакон с туалетной водой. Какую-то поношенную одежду. Тапки. Пакет набился почти до верху, Катя замотала его скотчем и бросила посреди комнаты.
Пошла на кухню. Наполнила чайник водой. Вышла. Достала из рюкзака розовую бумажку с ровными строчками. Села возле стола, облокотившись на край, пробовала вчитаться. Незнакомая фамилия, ничего не значащие слова. Катя сидела и скатывала бумажку в трубочку, потом выпрямляла и разглаживала, а после скатывала снова.
Заворочался замок во входной двери. Дверь распахнулась, громко хлопнув о стенку, кто-то вошел. Борис, кто же еще. Катя медленно взглянула на часы, висящие прямо над холодильником. Всего-то полвосьмого. А кажется, ночь. Чего вдруг его принесло именно сегодня? Телепатия. Она не встала с места. Может, повезет, и Борик, прихватив то, за чем пришел, уйдет не поздоровавшись.
Но он влетел к ней на кухню, пышущий такой злой яростью, что Катя испугалась. Чуть-чуть, совсем немного. Она никогда еще не видела Бориса таким ненавидящим. А он, оказывается, ее ненавидел.
– Ну все, ты меня достала, – зашипел человек, которого она в той, прежней жизни любила, и так ему верила, что до сих пор бывало стыдно, когда вспоминала, как верила. А сейчас он стоит и от ненависти лицо перекошено страшной гримасой, а глаза готовы убить.
– Не хочешь нормальных отношений, будем с тобой обходиться по-другому, – цедил он сквозь зубы. – Завтра ставлю замок в свою комнату, послезавтра вывешу объявление о сдаче жилплощади в наем. Семья у нас с Валечкой молодая, лишний рубль не помешает. А то, я вижу, ты совсем охамела.
И все. И нет его. Вышел, оставив входную дверь открытой настежь, прямо в жадный лаз соседского перископического дверного глазка.
Трудно женщине одной. Всяк мужик норовит обидеть. Интересно, есть в Москве общество феминисток?
Катя со вздохом поднялась с табурета и отправилась в прихожую запирать замки. На всякий случай приветливо помахала ручкой в сторону соседкиной двери. Потом снова направилась в кухню.
В кухне у окна стоял Демидов.
Катя крепко зажмурилась и открыла глаза вновь. Демидов стоял у окна по-прежнему.
Олег Демидов, взбешенный так, что скулы свело, дергал свой несчастный «Мерседес» вперед-назад в тупой надежде, что сможет вывернуться и, наконец, поехать куда подальше. Его машину успели запереть и спереди, и сзади, пока он разводил церемонии с этой дурой.
Свой «мерс» он бросил у тротуара в непосредственной близости от главного входа в пафосную башню бизнес-муравейника. Он спешил. Боялся не успеть и разминуться. Ну кто мог подумать, что вечером после работы здесь машины будут не разбирать, а ставить! А его конкретно заперли.