Ты самая любимая (сборник)
Шрифт:
— Знакомься, Ян. Это Надя, будущая звезда экрана. А это Ян, хозяин самого крупного книжного издательства. Мы с ним знаешь как начинали? В Риге на улице книгами торговали. В восемьдесят пятом, студентами, ага! Приезжали в Москву, покупали четыре чемодана книг и везли в Ригу. И однажды в поезде — ты не поверишь! — ночью… Ты помнишь, Ян? Ночью, Надя, мы с ним спим в общем вагоне. И я слышу сквозь сон, как кто-то с меня сапоги снимает…
— И с меня… — сказал Ян.
— Так, дернет чуть-чуть и уходит… —
— И с меня… — сказал Ян.
— А через пару минут — опять чуть дернет и уходит…
— И с меня… — сказал Ян.
— А мы с Яном после армии еще в кирзе ходили, — объяснил Кибицкий. — Ну, я лежу, думаю: ладно! Сейчас он снимет с меня сапоги, я встану и как ему врежу!..
— И я… — сказал Ян.
— Но когда этот вор снял с меня сапоги до половины…
— И с меня…
— Поезд останавливается, этот мужик вдруг хватает два наших самых больших чемодана и — к выходу!
— Мы вскакиваем… — сказал Ян.
— Подожди! — перебил Кибицкий. — Мы вскакиваем, а бежать не можем — ноги в голенищах! Представляешь? Два идиота, сапоги на ногах болтаются! А вор с нашими чемоданами спрыгивает себе на станции, и поезд отправляется!..
Надя невольно разулыбалась, представив себе эту картину.
— Но самое смешное не это! — сказал Кибицкий. — Самое смешное, я думаю, было, когда он притащил эти чемоданы домой, открыл, а там — сплошной Майкл Крайтон! Полное собрание сочинений!
Надя засмеялась, а Кибицкий допил свое виски и продолжил, все больше хмелея:
— Так мы начинали. Учились на инженеров, а теперь у Яна издательство, у меня банк. Я Гобсек. Кровосос. «Кровососы и мародеры! Верните зарплату шахтерам!»
— Как мама? — спросил у него Ян.
— Мама лежит. — Кибицкий повернулся к пробиравшемуся через толпу официанту с подносом.
— У него мама парализована, — объяснил Наде Ян.
Кибицкий снял с подноса бокал с виски и сказал Яну:
— Слушай, Немцов мне сейчас сказал: спокойно, никакой девальвации не будет, всё под контролем! Но… Посмотри на этих людей. Не дай Бог, завтра что-то случится, они меня зарежут. И ты, кстати, тоже… — И Наде: — Ну, выпей что-нибудь. С нами, с буржуями. Давай я тебе наливку возьму. Тут знаешь какая наливка?! Антон сам делает!
— Спасибо, не нужно, — ответила она. — И вам тоже больше нельзя. Вы уже…
— Плевать! — хмельно отмахнулся Кибицкий. — Жизнь — только миг…
— А как вы машину поведете?
— А никак! На такси поедем. Ты поедешь ко мне?
Надя посмотрела на него в упор и, чеканя каждое слово, сообщила:
— Я — поеду — в общежитие. Вам ясно?
— Видал? — сказал Яну Кибицкий и повернулся к Наде: — Ну и еж-жай! — Он хмельно достал из кармана пачку денег и бросил перед Надей на стол: — Еж-ж-жай!
Надя встала:
— Эх вы! А ее детдому помогаете!
Nike… Nike… Nike… — кроссовки с фирменным клеймом «Nike» ступали по полу. Это директриса Дома малютки водила по палатам толстую супружескую пару американцев в джинсах, белых носках и кроссовках «Nike».
— Здесь у нас грудные, до семи месяцев…
Переводчица переводила американцам на английский:
— Here we have babies up to six month…
А Надя, сидя в кабинете директрисы, говорила по телефону:
— Мам, не волнуйся, мне последний экзамен остался, сочинение! И все! Но я домой не приеду, у меня тут дела… — И, увидев вошедшую директрису, поспешно встала. — Все, мамуль! Пока! Спасибо, что позвонила! — Надя положила трубку. — Извините, Дина Алексеевна, это мама позвонила, из Уярска…
— Ладно, — сказала директриса. — Достань мне документы этого твоего любимчика, Игнатьева.
— А что с ним? — встревожилась Надя.
— Американцы его забирают.
Надя растерялась:
— Как это забирают? Куда?
— Куда, куда! — Директриса стала сама перебирать папки в шкафу. — Я ж тебя просила расставить по алфавиту.
Надя подскочила к ней вплотную:
— Куда они его забирают, Дина Алексе…
— Отойди, ты чё? — перебила директриса и достала папку Ивана Игнатьева, стала листать его документы. — Они его с ходу выбрали. Еще бы! Такой живой мальчик! И пусть едет — хоть там будет жить как человек!.. — Села за стол и добавила: — Вот дожили! Своих детей отдаем за границу и радуемся…
Надя взяла себя в руки:
— Дина Алексеевна, когда?
Директриса, читая документы, закурила.
— Что когда?
— Когда они его забирают?
— Ну, не сегодня. Документы должны через суд пройти. А что?
Надя облегченно выдохнула.
Назавтра, ранним утром, электричка несла ее в Москву. Стоя у открытого окна, Надя достала из сумки-рюкзачка свою тетрадку, открыла ее, почитала свои стихи на первой странице, на второй… Вздохнула, решительно порвала на части каждую страницу и протянула в окно.
Ветер вырвал эти листы и унес, в руках у Нади осталась лишь фотография Сергея Бодрова. Порвать ее у нее не было сил. Она поцеловала эту открытку и отдала ветру за окном.
И ветер, поднятый электричкой, еще долго кружил эту фотографию над рельсами…
Надя прикатила во вгиковское общежитие, предъявила дежурному коменданту свою экзаменационную книжку и пошла по лестнице наверх, на женский этаж.
Там в коридоре уже сонными сомнамбулами шли в туалет и из туалета несколько абитуриенток, кто-то нес чайник на кухню.