Ты самая любимая (сборник)
Шрифт:
— Хозяйки издательства.
Пачевский собрался положить деньги в сейф, но она остановила его:
— Подожди! Зачем ей столько денег? — И каким-то легким, почти неуловимым жестом выхватила одну пачку.
Пачевский испугался:
— Стой! Что ты делаешь? — И попытался отнять деньги. — Отдай!
Но она совершенно необъяснимым образом перемещалась в пространстве, словно летала. И говорила при этом:
— Перестань! Мне здесь трудно летать — тут атмосфера.
— Отдай бабки, я сказал!
— Ничего с ней
Пачевский не успел ответить — дверь открылась, и в его каморку вошла хозяйка.
— Паша, ты привез выручку?
— Да, конечно… — сказал Пачевский.
— Давай, мне некогда! — И хозяйка протянула руку за деньгами. — Сколько сегодня?
Пачевский, глядя через плечо хозяйки, сделал требовательный жест, и хозяйка удивленно оглянулась. Но там уже никого не было.
— Кому ты машешь? — сказала хозяйка.
— Нет, никому… — И Пачевский, подавив вздох, обреченно подвинул деньги по столу к хозяйке.
— Ты какой-то странный стал, — заметила она и спросила еще раз: — Сколько сегодня?
— Семьсот тысяч… — ответил Пачевский, пряча глаза.
— Маловато, — сокрушенно сказала хозяйка, сбросила, не считая, деньги в большой полиэтиленовый пакет и понесла в кассу.
А Ангел, стоя на сейфе, захлопала в ладоши:
— Ура! Вот видишь! Вот видишь! Она ничего не заметила! — И, швырнув вверх пачку денег, радостно заплясала: — Мы идем в ресторан! Мы идем в ресторан!..
Конечно, теперь он спал по ночам далеко не столь крепко, как раньше. И потому при первом же шорохе открыл глаза.
В темноте он сначала увидел только свечу, которую она внесла в спальню.
А уже потом — ее, Ангела с Небес.
Нужно отдать ей должное — в коротенькой и прозрачной ночной сорочке, сквозь которую, как у стриптизерш, просвечивали узенькие бедра и тоненькая ниточка стрингов, она была так соблазнительна, как никогда раньше.
Ладошкой прикрывая трепыхающееся пламя свечи, она подошла к кровати.
Пачевский, онемев от ее наглости, скосил глаза на жену.
Но жена, отвернувшись от него, спала на боку.
А Ангел, поставив свечку на тумбочку рядом с будильником, нырнула в постель к Пачевскому.
— Ты с ума сошла! — без голоса прошептал он, осипнув от страха.
— Ничего подобного! — ответила она в полный голос и свободно потянулась в постели. — Ой, как тут мягко!..
— Ты не можешь тут спать…
— Конечно, не могу. Спать с таким мужчиной глупо. — И она прильнула к нему всем телом, повела рукой по его груди… по животу… и еще ниже…
— Перестань! — сказал он. — Исчезни!
Но она будто и не слышала, а, наоборот, стала целовать его грудь… живот…
Он задохнулся и закрыл глаза:
— О-о!.. О!..
В комнате занялось золотое свечение, но тут жена толкнула Пачевского в бок:
— Паша!
— Что? — спросил он, не открывая глаз.
— Ты стонешь. Проснись!
— Отстань, дай поспать… О-о!..
Но жена не отставала:
— Паша, очнись! Что тебе снится? И зачем ты зажег свечу?
Тут, расталкивая его, рука жены соскользнула по его животу вниз, к паху.
— О Господи! — почти испугалась она. — Ну наконец-то! Поздравляю!
И жарко обняла Пачевского. И Пачевский вдруг ответил ей с таким пылом и рвением, какого она не испытывала, наверное, со времен их медового месяца.
А в воздухе вдруг зазвучала, все нарастая, знакомая песня:
Мело, мело по всей земле,
Во все пределы.
Свеча горела на столе,
Свеча горела…
…На отраженном потолке
Скользили тени —
Скрещенье рук, скрещенье ног,
Судьбы скрещенье…
Действительно, пламя свечи отбрасывало на потолок скрещение их рук и ног. Только (хотите — верьте, хотите — нет) на сей раз этих ног было не две пары, а три…
На рассвете, то есть еще тогда, когда адские мусорные машины только выезжали из своих гаражей, Ангел с Небес опять разбудила Пачевского.
— Ну что теперь? — сказал он стоически.
— Вставай!
— Зачем? Еще ночь…
— Вставай, я сказала! — И она бросила перед ним его старые, еще армейские, из лосиной кожи кроссовки.
— Господи, где ты их нашла?
— Нашла. В кладовке. Вставай!
Поливальная машина шла по мостовой и мощной струей сбивала пыль к тротуару.
Позади нее двигалась техничка и на прицепе тащила за собой какой-то внедорожник.
А еще дальше, по тротуару легкой ангельской походкой бежала она, Ангел с Небес, и, оглядываясь, насмешливо подгоняла Пачевского:
— Давай!.. Давай!.. Мужчина!..
Пачевский, тяжело дыша, старался не отставать.
А когда потный, с одышкой, он вернулся домой и на полусогнутых поднялся к своей квартире, он еще с лестницы услышал голос жены:
Любовь нечаянно нагрянет,
Когда ее совсем не ждешь!..
И, войдя в квартиру, не поверил своим глазам: жена, причесанная, в новеньком коротком халатике, пекла на кухне блины и громко, в полный голос пела:
И каждый вечер сразу станет