Ты сияй, звезда ночная
Шрифт:
Я по сию пору не имею ни малейшего понятия, что он тогда пытался сказать.
— Мне так жаль.
И сейчас помню его поникшую голову, особенно лоб — боль и страдание, выписанные морщинками между бровей…
Больница — гигантское здание красного кирпича. Спрашиваю медсестру в регистратуре, как пройти к врачебным кабинетам.
— Минутку, пожалуйста, — говорит она, а потом: — Имя, пожалуйста.
— Кишида Секо, — отвечаю.
Медсестричка окидывает меня молниеносным взглядом, а потом выдает потрясающе
Меня тошнит. Сижу на диване, обтянутом зеленой синтетической тканью, и тупо оглядываю тускло освещенный холл. Старомодные, не слишком чистые застекленные окна, застывшие в ожидании люди со скучно-раздраженными лицами и новенький, сияющий автомат с напитками, попавший сюда словно бы по ошибке. Отвратительной сыростью веет от растений, от одной гигантской до неприличия картины маслом на стене — уже заболеть можно. И это — место, где работает Муцуки!
— Секо? — Он как из-под земли передо мной вырос, красивый, глаза ясные, волосы мягкие, волнистые, мой драгоценный Муцуки! — Что такое? Раньше ты никогда сюда не приезжала!
Вскакиваю. Хочется немедленно рассказать Муцуки обо всем — и про сон с Ханеки, и про то, как я с автобусами запуталась, и про то, как нахально со мной эта медсестра себя повела, и про то, как плохо и одиноко было мне ждать его в этом холле… только не знаю, с чего начать.
— Что, Секо?
— Я домой хочу, — выговариваю наконец с трудом. Но похоже, смысла Муцуки не улавливает. — Все. Я хочу домой, и я еду домой! — Теперь, когда я уже его повидала, да к тому же и ухитрилась выдержать столь многое, я чувствую себя гораздо лучше.
— Ну, я вообще-то насильно тебя не держу, — говорит Муцуки.
Голос у него немножко растерянный.
— Эй, это, случайно, не твоя жена? — слышу веселый рык за спиной.
Оборачиваюсь. Вижу маленького человечка в очках с толстыми стеклами. Оправа очков — черная, а лицо не просто румяное — красное, точно он только что из парилки вышел. «Как же потрясающе смотрится Муцуки в белом халате рядом с этим парнем!» — первая моя мысль.
— Я Какие, гинеколог. По-моему, мы с вами как-то по телефону разговаривали. Я старый друг Муцуки, еще по институту.
Не помню я никакого разговора. Не важно. Улыбаюсь. Здороваюсь.
— Нет, ну надо же, какой сюрприз! Не думал увидеть вас здесь, — говорит он. Голос — слишком громкий. — Он у нас такой скрытный! Мог бы по крайней мере и до свадьбы нас познакомить. Мы уже сто лет приятели, вы, наверное, знаете, студентами были — даже госэкзамены на пару вымучивали.
— Понятно. — Что надо говорить — понятия не имею. Если честно, я сроду не встречала никого из друзей Муцуки. Конечно, мы и приема свадебного не устраивали, это да, но уж такая отдаленность — все же странновато. Я ведь даже в больницу к Муцуки еще
— Да?
Как часто улыбается этот парень!
— Очень приятно наконец с вами познакомиться, — говорю. — Надеюсь, вы как можно скорее выберетесь к нам в гости!
Начинаю, кажется, ощущать себя истинной докторской женой. Муцуки, замечаю, с трудом подавляет тяжкий вздох.
Смотрю на улицу. Там, за автоматическими дверями, — яркий солнечный свет.
— Ладно. Ты на обратном пути будь осторожнее. И не забудь — сначала поедешь на шестом автобусе, а потом, как увидишь большое офисное здание, пересядешь на первый.
— Хорошо. Спасибо, — говорю, уже начиная спускаться по каменным ступенькам.
— Уверена, что ни о чем не собиралась со мной поговорить? — кричит мне вслед Муцуки.
На ходу машу ему рукой, словно пытаюсь дать понять — нет, ровно ничего такого!
Принимаю душ. Достаю из холодильника банку томатного сока. Отпиваю.
— А гости к нам скоро придут? — спрашиваю, нарезая батон.
Муцуки помешивает жаркое.
— Да нет, не так скоро, — отвечает он.
— А почему — не так скоро?
— Не знаю почему. Потому что.
— А тебе что, не нравится доктор Какие? — интересуюсь, откусывая от ломтика, уже намазанного маслом.
— Нравится. Он отличный парень.
— Правда?
Тогда, думаю, есть только одна причина, по которой он так не хотел никого к нам приглашать. Муцуки не желает знакомить своих приятелей со мной.
— Когда жаркое будет готово, крикни мне, — говорю.
Выхожу в гостиную. Пою там Древо Кона остатками своего томатного сока.
— Вот, это попробуй, — шепчу. — Оно на вкус — точно как кровь.
Это резонно, полагаю. Эмоционально нестабильная пьющая жена — явно не то зрелище, какое стоит демонстрировать на весь белый свет.
— Ты уверена, что растение стоит вот так поливать томатом? — спрашивает из кухни Муцуки.
— Ему полезно, — отвечаю. — Там столько полезных веществ!
Кладу в стакан лед. Плескаю туда водки. Смешиваю с ликером калуа. Темная, непрозрачная жидкость на вид — точь-в-точь отрава, как раз мне под настроение. Вытаскиваю из книжного шкафа Муцуки сборник стихов, бегло его просматриваю. Ничего интересного, ни на грамм.
— Расскажи еще про Кона! — кричу в направлении кухни.
Там ненадолго зависает молчание. Потом он кричит в ответ:
— Какую теперь историю рассказать?
— Расскажи, как вы занимаетесь сексом!
Ответа нет. Я снова — еще громче — повторяю то же самое, и тогда Муцуки — в руке по-прежнему деревянная ложка — входит в гостиную.
— Что с тобой? У тебя плохое настроение? — спрашивает он тихо.
— Расскажи, как вы с Коном занимаетесь сексом.