Ты сияй, звезда ночная
Шрифт:
— Очень даже приятный.
Муцуки смеется.
— Знаешь, это не моя вина, — говорю. — Это ты во всем виноват. Кто завел разговор насчет мужчин?
— Тебе и правда нужно завести себе мужчину, Секо.
— Я говорю — не желаю я никаких мужчин.
Муцуки грустнеет на глазах.
— Но есть вещи, которых я не могу для тебя сделать…
Я не утруждаюсь ответом.
— Давай лучше пригласим доктора Какие в гости. И бойфренда его — тоже. И еще Кона. Устроим небольшую вечеринку.
Муцуки молчит.
— И вот еще что: в следующий раз, как
— Завтра же куплю! — Муцуки смеется — легко, невинно и беспечно.
Выволакиваю Древо Кона на веранду — пускай посидит с нами. Деревцу, судя по его виду, очень приятен ночной ветерок, ерошащий его листья.
— Спокойной ночи. — Я ухожу первая, думаю, может, Муцуки хочется немного побыть в одиночестве. Глажу его постель горячим утюгом. А все же замечательно состоять в таком браке, как наш! Нечего ожидать — значит, не о чем и жалеть. Нечего терять — стало быть, и бояться нечего! Внезапно мне вспоминаются слова свекра. Воду между пальцами удержать… — Эй, все готово! — кричу. Снова набрасываю на кровать одеяло. Вытаскиваю штепсель из розетки. Закрываю глаза и медленно вдыхаю. Ночная тьма разматывает шитую драгоценностями ткань небосвода.
Посетители, спящие и тот, кто следит за нами
— Вы дыру у себя в желудке прожжете этим бесконечным кофе, — сказала медсестра.
— Вы правы, спасибо за предупреждение, — ответил я, наливая себе пятую чашку.
Да от одной мысли о том, что ждет меня этим вечером, уже можно язву заработать!
Упрямство Кона просто выводило меня из себя. Я практически умолял его, но он и на волос не уступал. А ведь я всего-то и просил его сделать вид, что он никак не может прийти на вечеринку!
— Одна-а-ако… — донесся до меня сквозь динамик трубки голос Кона. Смешок. — Ты так отчаянно хочешь, чтоб я держался подальше, да?
— Ну, пойми меня правильно. В основном это из-за того, что Какие и другие тоже должны прийти. Они тебе никогда особо не нравились.
— Да? Правда, что ли?
— Ты к нам в гости в следующий раз придешь! Обещаю!
— Конечно, семейная жизнь — это не повод для смеха, — небрежно, как обычно, хлестнул меня Кон. — Но все равно… мне это не нравится.
— В конце концов, это мы его приглашали, или как?
— Знаю. Потому я и прошу тебя…
Кон просиял. Мне и видеть его не надо было, чтоб догадаться, такую степень злорадства даже телефонные провода улавливают.
— Конечно, раз ты не хочешь — не приду, только уж позаботься как следует о том, чтоб твоя жена знала точную причину. Объясни ей, что это твои, а не мои опасения будут виною моего отсутствия. — Кон совершенно очевидно наслаждался ситуацией.
— Ладно. Будь к семи, хорошо?
Он посоветовал мне молиться, расхохотался и повесил трубку.
Утром, когда я уезжал на работу, Секо пребывала в необычно хорошем настроении.
— Я куплю суши-ассорти и роллы, чипсы, побольше овощей и мороженое. Может, ты на обратном пути заедешь
— Меню — прямо как для детского дня рождения.
Весело смеясь, Секо согласилась.
— Значит, к семи вечера, — напомнила она в последний раз, провожая меня до дверей. — Да, и вот еще что… — Голос ее неожиданно стал тусклым. — Ты не думай, я в секунду выметусь, если — в смысле, когда вы одни захотите остаться. На этот счет не переживай.
— На какой счет? — До меня доходило секунды три, не меньше. — Господи, Секо, не будь нелепой, это же абсурд!
Это было уже слишком. У нее в голове, похоже, гомосексуальность как-то ухитрилась перепутаться с развратом!
— Знаешь, мы — абсолютно не сексуальные маньяки, — объяснил я, странно взволнованный необходимостью вслух обсуждать вещи, от которых покраснеть впору. — Послушай, Секо. Просто собираются к ужину несколько друзей, вот и все. И не забивай себе по этому поводу голову никакой ерундой.
Тонкие бровки Секо нахмурились, она тщательно обдумывала услышанное.
— Теперь понимаю, — сказала она и медленно кивнула, словно соглашаясь с глубокой философской мыслью.
Я заехал в «Мейдзия» [1] за цыплятами гриль, а потом на перекрестке встретился с Кашибе. Кашибе, нейрохирург, работающий неподалеку, в большой больнице, — бойфренд Какие. Говорили, что тонкому, как хлыст, белокожему, очень молчаливому и фантастически красивому Кашибе — хорошо под сорок, но выглядел он лет на двадцать семь, не больше.
1
«Мейдзия» — сеть кафе и кулинарий, специализирующихся преимущественно на европейских блюдах. — Здесь и далее примеч. пер.
— Ты уверен, что мне тоже можно прийти? — садясь в машину, спросил Кашибе.
Кто точно был стихийным бедствием во плоти, так это Какие, последний человек, которого водитель может пожелать себе в пассажиры. Просто суетиться ему казалось недостаточно. Какие доводил меня до бешенства, каждые три минуты с громким щелчком отстегивая и пристегивая ремень безопасности. Он безостановочно настраивал и перенастраивал радио, после каждой песни меняя станцию. В довершение всего этого шума он еще и бесконечно комментировал мою езду — советовал не приближаться так к тротуару, проверял, заметил ли я ограничитель скорости, и так далее.
— Может, мне лучше вместо цветов торт ей подарить? — спросил он и принялся грызть ногти. — Эта женщина сладкое любит?
— Любит. — Мне очень не понравилось, как он произнес «эта женщина». Это прозвучало пошло. — И не вздумай плеваться огрызками своих ногтей в моей машине.
— Конечно, не буду! — воскликнул Какие, опуская стекло. Лицо его побагровело. Какие легко начинал волноваться — а когда волновался, немедленно краснел как рак. — Возле твоего дома кондитерская есть? — Он выбросил изжеванный огрызок ногтя в окно.