Ты теперь моя
Шрифт:
Смотрит с ожиданием долгого рассказа. Тут уже не отвертишься, как получилось на дне рождения. Да я, вроде, и не собираюсь… В один момент эмоции рвутся из меня, нет сил удерживать их, так хочется хоть с кем-то поделиться.
— Нравится. Хочу постоянно к нему прикасаться. Заявлять права. Целовать. И чтобы он меня касался. В такие моменты… В такие моменты он только мой. Всецело. Такое странное ощущение, Рит… — вздыхаю. Отзеркаливая позу подруги, плюхаюсь на живот. — Никогда бы его не отпускала, — еще раз вздыхаю. И восклицаю, чувствуя горячее клокотание в груди: — Это очуметь, как странно! Если бы кто-нибудь десять недель назад мне рассказал что-то подобное, никогда бы не поверила.
Еще какое-то время обсуждаем мою семейную жизнь, затем плавно переключаемся на невезение Савельевой в отношениях.
— Мне попадаются одни уроды. Секс на первом свидании требуют, а обломившись, пропадают. Я не успеваю влюбиться.
Молчу о том, что мой Саульский тоже далек от совершенства. Теперь я знаю, что влюбляются не в манеры и хорошее отношение. У каждого человека свой внутренний стержень. Случается так, что именно ему невозможно сопротивляться. Он завораживает, подавляет, с железной уверенностью разбирает на запчасти.
Я люблю его. И плевать, если это неправильно. Я люблю его всяким. Грубым, равнодушным, жестоким, по локти в крови, суровым и властным — любым. Тут не может быть никаких правил. Они не срабатывают.
Вечером случается кое-что странное. Услышав рокот двигателей, накидывая халат, выбираюсь на балкон, чтобы проверить, вернулся Рома или кто-то из ребят?
Уже поздно. Мне пришлось ужинать в одиночестве. На территории, кроме меня и Катерины, лишь дежурная бригада. Остальные вместе с Саульским не появлялись с раннего утра.
Вычленив из толпы мужчин знакомую фигуру, приглушаю всплеск радости, чтобы не засмеяться. Тихо наблюдаю за ним из-за заиндевевших веток высокой и разлогой ивы. Внизу живота разливается горячий трепет, когда вспоминаю, как заставила его утром целоваться.
Саульский уже направлялся к выходу, когда я преградила ему путь. Холодный и мощный, воззрился на меня со смесью недоумения и предупреждения. А я уперлась ладонями в стены по бокам, давая понять, что не позволю ему сейчас выйти. Прожигая глазами, он двинулся на меня, напирая всем телом. Я не отступила. Пока к двери не притиснул. Выдохнула тяжело и взволнованно, но взгляда не отвела и решительность не утратила.
— Что тебе надо, Юля?
— Поцелуй меня… Поцелуй.
Схватил со звериной силой. Сковал своим телом до боли, будто наказывая. Губами впился так же неосторожно — плоть тотчас засаднила. И все равно откликнулась всей душой. Грудь рвало без кислорода, а в животе все кружило и кружило — нежно, тягуче, щекотно. Вкус его в себя вбирала с безумным голодом, будто расставались не на день, на целый год. Лгал, что не любит целоваться… Наверное… Разве можно не любить и так целовать? Невозможно. Вкусно. Не сладко, как бывало с другими. Одуряюще терпко, даже горько и остро. Нестерпимо горячо и по силе напора на грани с откровенной грубостью.
Поцелуй этот резко закончился, как кислород в барокамере. И мы замерли, с шумом наполняя легкие, в миллиметрах друг от друга. Все еще обжигая дыханием, все еще испытывая нездоровый голод. Наверное… Не мог же он просто так смотреть, будто сожрать меня готов? Наверное…
Вздыхая, ловлю пальцами улыбку. Предвкушая встречу, постукиваю по губам подушечками.
Во дворе тем временем происходит собирающая мое расплывающееся внимание рокировка. Назар рывком дергает из салона незнакомого мужчину. Семен с другой стороны вытаскивает другого. Остальные занимают напряженные позиции, сплотившись, как самая настоящая звериная стая.
— Куда их?
— В подвал, — сухо отбивает Сауль. — Пусть сидят до утра. Завтра будем разговаривать.
Глава 24
И стало тихо,
Тихо, как перед бурей…
Юля
Увиденное сбивает с толку. Эйфория рассеивается. Встречаю я Саульского совсем не так, как собиралась изначально.
— Не спишь? Ждешь?
— Жду, — с губ срывается какой-то потрясенный нервный смешок.
Замираю, глядя на мужчину. Он тоже смотрит, и я предсказуемо начинаю волноваться, что внутреннее замешательство отражается на моем лице. По каким-то причинам осознаю это очень четко, мне не стоило видеть то, свидетелем чего я невольно стала.
Перестань же меня так сканировать… Перестань…
— Как прошел твой день? — мой голос звучит очень неспокойно.
Саульский не отвечает, но, по крайней мере, отводит взгляд. Бросив пиджак на спинку стула, направляется в ванную.
— Идем со мной в душ, — зовет на ходу.
Мне нравится рассматривать его обнаженное тело. Нравится, что он никогда не смущается, спокойно позволяет мне себя разглядывать. Капли воды на его смуглой татуированной коже заставляют меня испытывать жажду. Хочу напиться прямо с его тела. Лизать его языком — каждую капельку, каждую точечку.
Забываю, что боялась обнаружить кровь. Запаха этого на Саульском нет. Видимых кровавых следов — тоже. Впрочем, я знаю, что он вряд ли бы намеренно что-то оставил.
Выдавливаю гель, размазываю между ладонями и прикладываю к каменной мужской груди. Он такой высокий, каждый раз приблизившись, инстинктивно замираю, ощущая себя маленькой и беззащитной. Пару секунд, чтобы выдохнуть свободно. Приходится откинуть голову, чтобы посмотреть в лицо. И все равно поймать взгляд удается, только когда Сауль ответно склоняет голову.
— Так как прошел твой день? — спрашиваю, мягко массируя его кожу.
— Как обычно.
Как обычно…
Вероятно, какие-то чувства отражаются на моем лице, потому как он вдруг перехватывает мои запястья, останавливая движения. Едва наши взгляды скрещиваются, его глаза вновь превращаются в сканирующие лазеры.
— Тебя что-то беспокоит?
— Нет… Просто устала.
— Голова болит? — не улыбается, но какая-то насмешка в этом вопросе определенно есть.
— Не дождешься, — в тон ему отвечаю я.