Ты теперь моя
Шрифт:
— В Японии.
— Вот как, — не знаю, как еще на это реагировать.
Возвращается официант с заказом. Некоторое время мы просто ждем, пока он расставит чашки и свалит.
Мне тяжело вычленить какую-то ясную мысль в голове. Ощущение, что там только пульс долбит. Смотрю и смотрю на Юлю, все еще не веря, что она реальна. Кажется, еще пару минут, взрыв, и я проснусь.
За год это случалось сотни раз.
Градус напряжения неумолимо пополз выше. Но настоящий душняк [11] начинается, когда с неба стеной падает дождь. Мы оказываемся запертыми в небольшом квадрате под уличным зонтом.
11
Душняк — создание особо невыносимых условий для одного, нескольких заключенных или для всей колонии с целью добиться изменения поведения заключенных.
Становится душно и вместе с тем зябко.
— Рассказывай, Юля! Как? Когда? И почему?
В ответ на мой безжалостный натиск она отшатывается и напряженно замирает, не сводя с меня глаз. А я решаю, что хочу вытрясти ее из долбаного равновесия. Чтобы потеряла всякую осторожность, оборонялась активнее и, в конце концов, сама на меня нападала. Тогда я отброшу все предрассудки и ненужные сантименты, чтобы пробраться ей в душу. Как когда-то, в кулак сожму ее маленькое хрупкое сердечко.
Полностью ею завладею.
— В тот день мне не было плохо. Точнее, было… Но не физически.
— С ребенком, — вероятно, это то, что, невзирая ни на что, беспокоит меня сильнее всего. Отродясь не припомню, чтобы так трудно было формировать слова в предложения. — Тогда произошло?
Юля теряется. И смущается. Отведя взгляд, отчаянно мотает головой.
— Нет-нет… Я пока не готова говорить о ребенке. Потом.
— Хорошо, — вновь уступаю ей я.
Гоню из сознания красочные предположения, наполненные ее болью и кровью. Это мне тоже множество раз являлось в кошмарных снах.
Уперев локоть в стол, прислоняю к губам кулак. Смотрю на Юлю немного из-подо лба.
— В то утро я случайно услышала ваш с Семёном разговор. О Елене и ее ребенке, — тут я, теряя нить, машинально прищуриваюсь. — Не помнишь? Ну да, для тебя, может, ничего особенного не происходило. Но для меня… Понимаешь, Рома, я тогда и так на нервах постоянно была… В общем, я заревновала. Узнала ее адрес. И… сделала вид, что мне срочно нужна медицинская помощь. На территории вошла в здание клиники. И сразу же вышла через запасной выход… Вышла, чтобы отправиться к Елене домой.
При мысли, что мурка моя решила, что я ей изменяю, в груди горячая волна разливается. Не знаю, вследствие чего возникают эти безудержные эмоции. Это злость, боль, досада, неприятие? Я уже ни хрена не распознаю.
Смотрю на нее покрасневшими глазами, но спрашиваю достаточно спокойно:
— Зачем?
— У меня было два вопроса.
— Дай угадаю первый. Сплю ли я с ней?
Да, мать вашу, это больно!
— На самом деле это являлось вторым.
— Каким же был первый?
Юля говорит, что отпустила прошлое. Но после этого вопроса я вижу, как у нее на глазах выступают слезы.
— Я хотела знать, твой ли это ребенок. Раз ты их содержишь на постоянной основе…
— И? — нагло подталкиваю, чтобы продолжала говорить, не успевая восстанавливать контроль.
— Она сказала, что он твой!
— Он не мой.
— Она сказала, что твой!
— Он не мой!
Крупно дернувшись, Юля резко закрывает лицо руками. Слышу, что плачет.
Ощущая, как грудь жестким тремором разбивает, сам глаза прикрываю. Убеждаю себя оставаться на месте. Потому что если подойду, если прикоснусь к ней — уже не отпущу.
Я нас обоих способен покалечить. И это будет хуже смерти.
Поднимаю веки, когда она продолжает говорить:
— Я позже узнала, что это ложь… — все еще дрожит. — Мне Чарли сказал.
— Когда?
— Когда вернулась из Японии.
— Сука… Так это он, — после всего, что я сегодня услышал, эта догадка разрывает во мне критическую капсулу злости. Но констатирую я факт должностной измены крайне тихо и спокойно: — Он сливал тебе.
— Ты ничего ему не сделаешь, Рома, — с настойчивой мольбой выкрикивает Юля, ударяя ладонями по столу. — Ты ничего ему не сделаешь! Рома? Рома, пожалуйста… Он мне очень помог.
От сдерживаемых эмоций слишком отстраненно чувствую, как яростно ходят мои собственные лицевые мускулы.
— Как ты на него вышла?
— Это получилось случайно. Так совпало, что девушка Макара живет в том же доме, где я сняла квартиру. Мы буквально столкнулись. Я убедила его ничего тебе не говорить. Я!!! Хотела все по-своему сделать.
— Сделала? — И сам же отвечаю: — Хорошо сделала.
Охренеть как хорошо!
— Перестань. Не надо так.
— Не надо? А как надо, Юля? Чего ты от меня, мать твою, ждешь? — со злостью давлю я. — Когда Лена сказала, что ребенок мой, почему ты даже не попыталась со мной поговорить?
— Ты не понимаешь! В тот момент я была раздавлена… И тебе не доверяла! После всего, что произошло… Ты не хотел моего ребенка. Ты силой заставлял меня от него избавиться!
— Если бы я заставлял силой, ты бы от него избавилась!
— Уже на тот момент, Рома, ничего хорошего между нами не оставалось.
— А сейчас?
— Неважно. Уже неважно.
Еще как важно! Лезвием по сердцу проходится это ее гребаное заявление.
— И как ты это провернула? Кто был в машине? Костя, женщина — такое спланировать… Браво, мурка! Не предполагал, что ты настолько кровожадная.
— Я ничего не планировала! И ничего не знала. На момент взрыва я уже в самолет садилась.
Собирая остатки самообладания, поворачиваю голову и упираюсь взглядом в дождевую стену.
— Кто тебе помог, Юля? — спрашиваю, когда дыхания, наконец, хватает на обманчиво-спокойную речь.
Она резко вскидывает на меня взгляд и тут же виновато уводит в сторону.
Говорят, в одну реку нельзя дважды войти, а я войду. И ее за собой потащу. В самые опасные воды на руках внесу. Просто потому, что по-другому я не смогу. Не отпущу. Ни за что на свете.