Ты, уставший ненавидеть
Шрифт:
Трубка на миг умолкла, и Сергей смахнул со лба пот.
– Итак, второе. Начните с психологического портрета нашего врага – этого Лантенака. Подумайте – кто это может быть, чего он хочет, во что верит. Нам надо его представить – тогда будет легче. Это, конечно, не засада или погоня, но все же попытайтесь. И третье…
Вновь секундный перерыв.
– Не ищите Корфа. Забудьте о нем. Считайте, что такой никогда не проходил по делу «Вандеи». Но учтите – на мои слова вы ссылаться не имеете права. Как поняли?
– Я… понял… – с трудом выговорил Пустельга. – Корфа искать не надо…
– Bce!
– Что? – Такого оборота Сергей не ожидал. – Нет еще, но…
– Понял. Ай-яй-яй… В театре еще не были? Во МХАТе скоро премьера, сходите…
В трубке раздались короткие гудки. Пустельга постоял несколько секунд, помотал головой и аккуратно положил трубку на место. В голове было пусто, лишь последняя фраза почему-то вновь и вновь прокручивалась в памяти: «Во МХАТе скоро премьера…» Только что Михаил упоминал об этом – и вот такое дикое совпадение. Впрочем, разве в этом дело? Ему и товарищам доверяют: это, конечно, хорошо. Звание «думающего инженера» тоже понравилось. Но дальше… Психологический портрет – это еще можно понять. Но почему следовало забыть о Корфе? И главное – кто беседовал с ним, кто отдавал приказы? Псевдоним? Тот, кого не существовало?
– Неприятности? – Ахилло осторожно заглянул в кабинет и тихо кашлянул.
– Нет, – заставил себя улыбнуться Пустельга. – Так какая, вы говорите, премьера во МХАТе?
5. ЗЭК СО ЗНАНИЕМ ДХАРСКОГО
Шестерых увели сразу, в глухую тьму. Неровные шаги затихли вдалеке, и тишину нарушали только мерно падающие капли.
Орловский по-прежнему стоял, прижавшись спиной к холодному камню. Рядом сгрудились еще пятеро – те, кого оставили напоследок. В углу светил оставленный одним из конвоиров электрический фонарь, а в проходе, широко расставив ноги, неподвижно застыл парень в черной куртке. Короткий карабин болтался на животе, огромные руки скрещены на груди – страж явно не опасался бунта своих будущих жертв. Он был прав: страх, последний предсмертный ужас сковал тех, кому предстояло умереть через несколько минут.
– Господи… Господи… Господи… – Чей-то шепот нарушил тишину. Конвоир покосился – и голос смолк, и вновь молчание, нарушаемое лишь короткими ударами воды о камень. Кап… кап… кап…
Юрий ждал выстрелов. Вот сейчас, откуда-то издалека, а может, кто знает, совсем близко, ударит залп, затем два-три одиночных – когда будут добивать тех, кто случайно уцелел. Но темнота по-прежнему молчала, минуты шли, и страшная неизвестность становилась невыносимой. Выстрелов не было, только слабым эхом донесся далекий крик.
Надо было помолиться. Юрий вспомнил маленький молитвенник – мамин, в который он не заглядывал много лет. Наверно, там есть молитва даже для тех, кто стоит у холодной стены в ожидании смерти. Нет, он ничего не помнил… И вдруг давнее ожесточение охватило душу. Он сейчас умрет. Они все умрут – и навсегда останутся в этом черном аду. И Тот, на Которого так многие надеются, в лучшем случае вычеркнет их имена из очередного тома Книги Судеб. Он, Кому они все верили, оставил его. Оставил Свой народ, отдав этим нетопырям…
Орловский одернул себя: так нельзя. Наверно, священник прав: плохо уходить ожесточенным, полным ненависти. Слишком тяжело… Но, Господи, ты же все видишь! Почему же Ты оставил меня и всех нас?..
Вдали вновь послышался крик – и вдруг настороженный слух уловил какие-то другие звуки: топот, треск и жуткое тихое бульканье, как будто где-то лопнул водопровод. Господи, что они там делают? Что?
На мгновение страх исчез, сменившись злостью и жутким, неконтролируемым желанием: выжить, вырваться! Юрий быстро осмотрелся. Охранник был один. В конце концов, ни ему, ни остальным терять нечего. Орловский осторожно смерил расстояние до неподвижно застывшего стража – и тут их глаза встретились.
Юрий шатнулся, как от удара, сжатые кулаки безвольно опустились. Нет, это не взгляд человека! У людей не бывает таких глаз… Холод затопил тело, казалось, исчезло все, кроме все еще живого сердца. Нет, с этим бороться бессмысленно. Те, что пришли за ними, были страшнее самой смерти, и Орловский вдруг понял, что упасть под пулями – еще не худший исход. К сожалению, даже это им не дано…
Тяжелые шаги – палачи возвращались; Они шли неторопливо, вразвалку, лица красные, квадратные – довольно ухмылялись, огромные руки были в темных пятнах – грязи? – ружейного масла? Первый – очевидно, старший – хлопнул того, что стоял в проходе, по плечу, и оба весело засмеялись.
– Господи… Господи… – Вновь послышался шепот, но приклады карабинов уже привычно ткнулись в дрожащие тела, подгоняя их к темному проходу. Кто-то дернулся – и сильный удар швырнул его вперед, чуть не сбив с ног.
– Значит, так и умру – как скотина, даже не замычав? – Орловский оглянулся и понял, что именно так им всем предстоит умереть. Никто не бросится на палачей. Никто даже не закричит перед смертью им в лицо. Их гонят на убой – и хорошо, если просто на убой…
– Орловский? – Ледяная рука легла на плечо, страшные мертвые глаза приблизились к лицу. Горло внезапно пересохло, но Юрий все же выдохнул:
– Да… Я… Орловский…
– Поскучай пока… – Толчок, и Юрий упал на пол, не ощутив даже боли от удара о камень. Тут же погас свет. Фонарь выключили, и звук шагов стал медленно затихать вдали…
Орловский встал и вновь облокотился о стену. Его оставили – и это показалось почему-то самым страшным. В спасение не верилось, просто ему дольше, чем остальным, придется ждать. Ждать и умирать каждую минуту. Затем он вдруг понял, что палачи ушли, рядом никого нет, и он может броситься в темноту, забиться в какой-нибудь тупик… Но остаток рассудка тут же ответил: нет, бежать некуда. Иначе бы не ушли, а сторожили…
Вдали вновь послышались слабые крики – и снова хруст, жуткое бульканье, какая-то непонятная возня. Вокруг стояла тьма, волнами накатывал холод, и сознание медленно начинало угасать. Заклубились странные, бесформенные клочья тумана, и Юрию вдруг показалось, что по черному коридору медленно двигается вереница белых силуэтов – долгая, беззвучная, чуть колеблющаяся от порывов холодного неземного дыхания, вырывающегося из недр подземелья. Белые тени шли одна за другой, проходя в каком-то метре от застывшего, словно окаменевшего Юрия, и ему вдруг стало чудиться, что он сам превращается в такую же белую тень, готовую занять свое место в этом бесконечном строю…