Ты вернешься
Шрифт:
* * *
– А ты знаешь, Рани, как я переживал, когда проснулся на следующий день, а тебя уже и след простыл?
– с улыбкой вспоминал Финарато, - мне даже вставать не хотелось. А назавтра мы отправились домой. Возвращение к морю быстро меня утешило, но твоих уроков я не забыл. Слушать Музыку Мироздания сделалось моим любимым занятием. Я часто уединялся и слушал все - и живые существа и неживые предметы. С каждым днем мир все охотнее открывал мне свои секреты. Вскоре я мог договориться с любым животным или растением, слушая мелодию камня, я быстро постигал мастерство камнереза и строителя, чем удивлял взрослых мастеров, я часто делал то, чему меня еще не учили. Но больше всего мне нравилось слушать Музыку Моря. Понять ее до конца невозможно, она изменчива и неизмеримо многогранна, но всегда
– Финарато, я не раз говорила с ней, гордость ее конечно велика, но мудрость больше. И в будущее ее я заглядывала - путь ее будет трудным и долгим - много дольше, чем у вас всех, но ведет он не во тьму.
– Я очень надеюсь на это! Может быть, хоть кто-то из нашего рода выйдет победителем в этой войне.
Они замолчали и долго глядели в огонь, думая каждый о своем. Финарато ощущал рядом тепло Ондхон и чувствовал, что тяжелые мысли и предчувствия уже не так давят на сердце, что Эстель укрепилась и тоска отступила. А Ондхон мучила скрытая боль, она знала гораздо больше Финарато и понимала, что самые жестокие страдания у нолдор впереди. Знала, что немногие сумеют принять свой Жребий, не сломавшись, не проявив трусости, подлости, или не совершив предательства. Спасти это никого не могло, а сломавшихся ждали муки стыда и раскаяния в Мандосе, которые будут длиться много веков. Ей невыносимо жаль было Финарато, так же обреченного на муки и смерть. Благороднейший из всех, невиновный ни в одном преступлении, сделавший столько добра, он обречен Жребием Нолдор платить за чужие ошибки! Лишь бы он не сломался!
Постаравшись прогнать боль из глаз, она улыбнулась другу:
– Давай спать, мой хороший, поздно уже!
Финарато предложил Ондхон занять соседнюю комнату, но она только рассмеялась:
– Друг мой, все последние годы я ночевала в лесу или в горах и чаще всего в зверином облике. Так что здесь для меня будто Аман! Спи, не беспокойся ни о чем, - и свернулась в кресле.
Следующим утром Финарато проснулся в веселом настроении. Хотелось играть и смеяться, как в детстве. Увидев, что Ондхон колдует с завтраком, он неслышно подкрался сзади и схватил с тарелки оладью.
– Финарато! Положи и брысь умываться!
Расхохотавшись, он положил оладью, подхватил с табуретки Ондхон и закружил по комнате.
– Ай! Финарато! С ума сошел?!
Запнувшись о ковер, он шлепнулся на пол, умудрившись, однако, не ударить Ондхон. Лежал и хохотал.
– Ну и чего ты расхулиганился с утра пораньше? Вот если бы твои подданные увидели тебя сейчас!
– улыбаясь, говорила Ондхон, сидя рядом на ковре.
– Так не видят же! Могу я хоть иногда забыть, что я король?
– Можешь, можешь! Пошли завтракать!
Две недели промчались, как один миг. Финарато чувствовал себя бесконечно счастливым, несмотря на войну, даже гибель братьев не причиняла больше мучительной боли. Он испытывал угрызения совести за это счастье, но ничего не мог поделать. Весь день он ждал вечера, зная, что Ондхон тайно проникнет в его спальню через балкон, приготовит на очаге что-нибудь вкусное, мечтал о том, как они с Ондхон сядут у огня, завернувшись в одно на двоих одеяло, и будут разговаривать обо всем на свете. От ее объяснений все делалось простым и понятным, не оставалось тревоги и сомнений, Финарато чувствовал себя, будто в Амане, под благословенным светом Древ, ощущал себя ребенком, окруженным родительскими заботами, под надежной защитой. Конечно, он понимал, что такая жизнь не продлится долго, Ондхон не останется с ним навсегда, Враг тоже не забудет о них. Но думать о плохом просто не хотелось, он всем своим существом впитывал спокойную и теплую радость этих вечеров. Не хотел, чтобы вечер заканчивался, и нередко засыпал, пригревшись под одеялом, на плече у Ондхон. Утром, просыпаясь в своей кровати, Финарато спрашивал у нее, как он здесь оказался.
– Ты меня перетащила ночью?
Но она только смеялась и звала завтракать.
На исходе двух недель Ондхон неожиданно начала разговор о делах, о защите крепости и об отношениях с другими принцами Нолдор. Финарато не хотелось думать о войне, но Ондхон не позволила увести разговор в сторону. Она объяснила нынешнее положение дел, дала советы и сделала кое-какие предсказания.
– И еще одно не слишком приятное известие. Скоро в твоих владениях объявятся Целегорм и Куруфин с остатками своего народа. Не обольщайся, что это военная помощь. Ты, конечно, умеешь ладить со всеми, да только они не стремятся к мирной жизни. За эти годы их гордыня и самолюбие возросли многократно, а владений своих они лишились и захотят восполнить потери за твой счет. Умные, беспринципные, превосходные ораторы, они сумеют склонить на свою сторону многих из твоего народа. Я знаю, что твое благородство в конце концов победит, но зла они успеют причинить немало...
– Рани, почему ты именно сегодня говоришь мне все это?
Внезапно Финарато вскинул голову и впился взглядом в Ондхон. Ох, не видеть бы ей никогда такого взгляда!
– Рани... Ты уходишь?
– прошептал он еле слышно.
Ондхон взяла его руки в свои, заговорила нежно и убедительно:
– Финарато, мальчик мой родной, больше всего на свете я хотела бы остаться здесь, с тобой! Но ветер судьбы, что бросает нас, будто сухие листья, не считается с нашими желаниями. Я не должна была оставаться у тебя, а сейчас каждый миг промедления грозит неисчислимыми бедами. Целегорм и Куруфин не должны меня здесь застать, моя помощь тебе даст им повод для раздоров. А еще есть Саурон, который прознал уже, где я нахожусь и начал подбираться к твоим землям. Не так давно я отняла у него его лучшую воспитанницу и помощницу, она теперь в Лориэне, туда Гортауру не добраться, но он не успокоится, пока не отомстит мне. А он умеет подло нанести удар не напрямую, а через тех, кого любишь... Наконец, у меня есть задачи, поставленные Валар, я не могу не делать свою работу.
Финарато сидел, опустив голову, в горле стоял колючий комок, в голове теснились тысячи возражений. Умом он был согласен с Ондхон, ведь он знал, что она нигде не задерживается надолго. А сердце кричало: "Нет!!!" За эти две недели Финарато так прикипел к ней всей душой, что ему казалось невыносимым расстаться с ней и опять остаться одному, лицом к лицу с неласковым миром.
– Рани!
– наконец прошептал он, - я все понимаю, я знал, что ты уйдешь, но может, можно еще хоть несколько дней...
– дрожащий шепот вдруг прервался, Финарато быстро спрятал лицо в ее волосах. Ондхон молча гладила его по голове. Невыносимая боль и жалость рвали ее сердце.
– Хороший мой, я ухожу сегодня ночью, и ничего уже изменить нельзя. Но я всей душой, всем сердцем с тобой, помни об этом! Я никогда не оставлю тебя в своих мыслях, а каждый вечер, при появлении первой звезды, я буду посылать тебе мысленный сигнал. Ты же тоже умеешь это, я когда-то учила тебя. Синий кристаллик не потерял еще? Бросай через него мне навстречу свой мысленный зов, и наши души смогут соприкоснуться в звездных лучах...
Финарато поднял голову и с трудом улыбнулся:
– Я буду звать тебя каждый вечер. Но ты возвращайся скорее, пожалуйста, я без тебя, как без света...
Долгим взглядом она посмотрела в его глаза, переливая все свое тепло в его сердце, навсегда запечатлевая в душе его образ. Рывком вскочила на ноги, выскользнула на балкон и исчезла в непроглядной темноте.
Вскоре в Наргофронде объявились Целегорм и Куруфин с остатками разбитого войска. Они принесли вести о разорениях на востоке. Лавины врагов казались неистощимыми, они по одному захватывали укрепления Нолдор и наводняли Белерианд. Только крепость Наргофронд казалась неприступной. Пока.