Ты всё ещё моя
Шрифт:
– Озвучивай, – давлю, наслаждаясь ее смущением, будто извращенец особой категории.
– Да… Буду думать, Артем…
– Отлично, – выдыхаю, сжимая ладонями ее бедра. Приподнимая, помогаю со свистящим вздохом обратно вобрать свой член. – Двигайся. Сама, – напоминаю.
Вначале раскачивается скованно. Больше пыхтит и еще гуще краснеет. Но в какой-то момент отпускает ее дискомфорт и стыд. Преследуя свое удовольствие, скачет все быстрее. Ошалевшим взглядом наблюдаю за тем, как она кайфует – губы кусает, стонет
Хриплю, захлебываясь сладкой мукой, когда обволакивает своей пульсацией. А уж когда дожидаюсь своего звездного часа – падает на колени между моих ног, сама резину скатывает и, увлеченно надрачивая, жадно, с явным наслаждением вбирает меня в свой идеальный рот.
Инстинктивно съезжаю ниже. Запрокидываю голову на спинку дивана. Рублю что-то на матерном. Распадаюсь под напором голодного обсасывания.
– Соси… Соси… Блядь… Соси, Дикарка… – долблю забитым эмоциями голосом, наполняя ее рот спермой.
Она сосет. Исправно сосет. Старается и сама прется, чувствую. Но и я не прекращаю двигаться навстречу, пока волны экстаза полностью не стихают.
А после… Кружит вокруг нас какое-то проклятое чувство. Настигает со спины. Рубит с размаху. Через нее же оно и прорывается в грудь. Расползается там неким энергетическим свечением. Чем наполняет? Не в силах определить.
Не рассчитал. Явно в два этих раза выдал больше, чем планировал. Пытаюсь поймать баланс. Но пока Богданова рядом, получается хреново.
– Артем… – начинает тем самым тоном, который сигналит отчетливым пониманием: грядет что-то грандиозное. Смотрю на нее, только чтобы дать понять, что услышал. Лучше бы проигнорировал, ибо она заплетает: – Мы можем поговорить? Пожалуйста…
21
Еще раз посмеешь предложить нечто подобное, больше меня не увидишь.
– Артем… – решаюсь выдохнуть. Дожидаюсь, когда посмотрит. Прожжет до костей своим, как всегда, перезаряженным взглядом. Столько всего в нем! А я до сих пор не могу понять, как все это вытащить наружу. – Мы можем поговорить? – спрашиваю, заикаясь. Сглатываю нервно и добиваю умоляюще: – Пожалуйста…
Чарушин сердито стискивает челюсти и поднимается.
– Сказал же, общаться мы не будем, – напоминая, больно пробивает словами. – Не о чем.
Раньше я бы упала духом и просто погрузилась в меланхолию. Но новая я сцепляю зубы и выпрямляюсь, наплевав на наготу.
– Тебе нравятся такие отношения? – бросаю с вызовом.
Руки в бока упираю, когда Артем оглядывается. Он тоже полностью голым остается, так что к черту стыд. Мы на равных.
– Да, мне, блядь, нравятся такие отношения, – заявляет крайне жестким тоном. – И ты,
Я его раздражаю. Несомненно. Задеваю что-то? Ведь он не был таким!
Ладно. Надо пробовать как-то иначе.
– Ты работаешь? Поэтому мы так редко видимся?
Чарушин склоняет голову набок и прищуривается.
– Нет, работа тут ни при чем.
– А что у тебя за работа? Расскажешь мне? Я хочу знать. Интересно…
– Нет, не расскажу, – обрывает резко. – Тебя не касается.
– Так, значит? Не касается.
– Именно так.
Замираем, пронизываем друг друга взглядами, словно лазерами.
– Если бы мы виделись каждый день, тебе бы не приходилось на меня набрасываться, как после голодовки, – выдвигаю новое рискованное предположение.
Сердце дико колотится, но мне кажется, что я на правильном пути.
– Я на тебя набрасываюсь? – переспрашивает Артем глухо, будто шокирован, но старательно это скрывает. Не успеваю я среагировать, как он шумно выдыхает и припечатывает: – Лады. Я на тебя набрасываюсь. Давай еще разок, и отвезу домой.
Уже шагает, надвигаясь, когда я озвучиваю следующую идею, что посещает мой воспаленный мозг.
– А куда ты спешишь потом? Можно мне с тобой поехать?
Чарушин тормозит. Улавливаю в его глазах всплеск удивления, растерянности и еще каких-то чувств. Но он быстро возвращает свою бесячую невозмутимость. Разворачивает меня. Прижимается сзади. Прикрываю веки и рвано вздыхаю, потому что, несмотря на его очевидное стремление быть грубым, прорывается в этом моменте какая-то нежность. Обнимает ведь. Трепетно и ласково, словно нуждается во мне так же, как и я в нем. Застывает без какой-либо цели. Выразительно вдыхает. Тяжело выдыхает.
А потом сердито выдает:
– У нас с тобой только вторая встреча, а ты уже становишься проблемой.
– Бросишь меня? – шепчу взволнованно.
Чарушин издает короткий, явно раздраженный смешок.
– Это твоя прерогатива, Дикарка. Так поступаешь только ты.
Болью прорезает грудь. Расползается, словно жгучая кислота, но я стойко терплю. Заслужила.
– Хочешь сказать, сам никогда никого не бросал? Других?
Его руки сжимаются крепче. У меня срывается задушенный вздох.
– При чем здесь другие? – шипит Артем, фонтанируя эмоциями. Мне очень хочется оглянуться и, взглянув ему в глаза, все их увидеть. Но я ведь понимаю, что в тот же момент этот разговор будет оборван. – Ни с кем другим я не был. Ни с кем, кроме тебя, Дикарка.
Мурашки горячей волной по коже. Еще жарче в груди.
Я особенная? Я все еще для него особенная. Хоть Чарушин и пытается это отрицать. Только со мной у него были отношения.
Однако…
– Однако спал ты со многими, – предъявляю, выплескивая часть своих эмоций.