Ты всё ещё моя
Шрифт:
Еще один тяжелый вздох. Шаг к столу. И крайне тихое и мягкое:
– Пожалуйста.
– Нет… Я… Я не могу, Артем…
– Пожалуйста, – давит настойчивее. Наклоняется, касается губами моей щеки, горячо выдыхает. – Хочу, чтобы ты сделала… Надо, чтобы ты, – добивает, выражая, наконец, насколько это для него важно.
Мой черед вздыхать и колебаться. Впрочем, на нервные шатания не распыляюсь. В какой-то момент просто подаюсь ближе к свету и беру в руки новый кожаный шнурок.
Артем тут же опускается на стул, который находится
И выдает новую просьбу:
– Ты еще обещала рассказать, что все эти штуки значат.
Прочищаю горло, не поднимая взгляда к его наглым, но таким родным для меня глазам. Планомерно перевожу дыхание и беру в руки первый амулет.
– Слон – уважаемое и сильное животное. Он символизирует миролюбие и уверенность, – говорю тихо, пока продеваю шнурок. – Мне всегда казалось, что ты, Артем Чарушин, именно такой. Спокойный, сильный и уверенный, – закусывая нижнюю губу, уговариваю себя вскинуть взгляд. Его лицо ничего не выражает, но… глаза блестят. Разрываю контакт почти сразу же. – А еще… Еще… Еще… – часто дышу, чтобы побороть подступающее желание разрыдаться. – Еще оберег в виде слона работает на здоровье и долголетие.
Замолкаю, когда приходит черед темных, слегка шершавых бусин. С облегчением сглатываю и перевожу дыхание.
– Дальше, – хрипло подталкивает Артем, когда в моих руках оказывается следующая фигурка.
– Звезда Руси – это славянский оберег, – откликаюсь столь же тихо. – Символ мужского начала… Э-э-э… Символ лидера, добытчика и защитника семьи. Укрепляет духовные силы и приносит удачу, – чувствую, что краснею. Но сейчас меня это мало заботит. Раз развернули эту тему, должна сказать все, что год назад, когда дарила, не смогла. – Ты… – снова заставляю себя поднять взгляд. Глаза в глаза. А между ними молнии чувственного напряжения. – Чарушин, если все люди по парам, то ты – мой мужчина.
Прежде чем опустить веки, улавливаю, как он кивает.
Спешно беру в руки очередной амулет.
– Крест, – прибиваю и вынужденно беру паузу. Судорожно вдыхаю и быстро продолжаю. – Крест – это единение женской и мужской энергетики. Помогает раскрыть мудрость, мягкость, интуицию, волю… Олицетворяет счастливую жизнь. И оберегает, конечно.
После этого смотреть на Артема не решаюсь. Собираю мелкие детали подвески. В комнате затягивается тишина, разбиваемая лишь нашим отрывистым дыханием.
Когда подбираю дрожащими пальцами последний амулет, Чарушин ловит мою руку и, сжимая ее, вынуждает-таки поднять взгляд.
– Сердце… – проговаривает, оставляя интонациями многоточие.
Он начинает. Я должна закончить.
– Сердце – это… – выдыхаю, но сама себя не слышу. – Сердце… Сердце… Это в традиционном смысле, понимаешь? – голос срывается, а из глаз все же проливаются тоненькие ручейки слез. – Ничего сакрального… Просто… Просто люто, понимаешь?
Чарушин тянет
– Понимаю, – выдыхает, наконец, задушено и хрипло. – Понимаю, – повторяет, вибрируя каким-то, как мне чудится, счастьем. – Понимаю, Дикарка.
41
Ну, привет, родная…
– Молодой человек! Это совершенно невозможно. Никакой информации о своих пациентах я не разглашаю! Покиньте кабинет, пока я не вызвала охрану… – заваривает бузу дородная краснощекая тетка с высоким званием «гинеколог», едва я раскрываю цель своего визита.
Но стоит выложить на стол несколько купюр в иностранной валюте, все ее возмущения на корню режет. Поджимая губы и закатывая глаза, врач в ускоренном режиме перестраивается с гнева на милость. Еще одно ловкое натренированное движение – кэш улетает в выдвижной ящик стола.
– Что именно вас интересует?
– Все, – толкаю решительно.
– Хм… Мне нужно войти в базу, – деловито накидывает на нос очки и тупится в экран стационарного компа. – Богданова Елизавета...
– Анатольевна.
– Дата рождения?
Называю и ее. После чего минут на пять зависает тишина. Тетка просматривает карту Дикарки, а у меня сердце выбивает ребра. Тащу свой самый плотный броник.
Настраиваюсь… Настраиваюсь, не осознавая, что готовлюсь услышать. Я в принципе слабо представляю, какие по этой части бывают проблемы. Но ввиду последних событий в семье, мое воображение буйствует капитально. Рисует конкретные ужасы. Задыхаюсь, блядь.
– В общем, девочка хорошая, – напускает врач тумана и замолкает.
Я притормаживаю все процессы, так усиленно внимаю выданной информации.
– Хорошая, ага. Дальше что?
С таким презрительным снисхождением, как эта, мать ее, дама, на меня давно не смотрели. Но я отметаю все свои тупые реакции. Принимаю, как должное, несмотря на то, что и тут являюсь тем, кто «делает базар». Не ерепенюсь, потому что понимаю, что драконить информатора ни в коем случае не стоит.
– Я имела в виду, что чистенькая. Никаких инфекций нет.
– Конечно, нет, – не удержав характера, таки защищаю свое. – Она только со мной была.
– Значит, и аборт от вас делала, – опрокидывает профессионально. На обе лопатки. Мои легкие загораются. Уже должен тихо тлеть, а оно, сука, снова и снова взрывает. С трудом переживаю. – Ну да, один половой партнер девочкой заявлен… – замолкает, просматривая страницы дальше. У меня есть возможность выровнять дыхание. – В общем, единственная серьезная проблема – эндометриоз. Было рекомендовано оперативное лечение, но пациентка, ссылаясь на трудное материальное положение, отказалась. Ввиду этого прописана медикаментозная терапия.