Ты всё ещё моя
Шрифт:
А потом… Прижимает к моей пояснице ладонь, наклоняется и неожиданно целует в висок.
Знаю, что не место, но не могу себя остановить. Кладу руки ему на плечи и, задерживая, учащенно шепчу:
– Люто, Чарушин.
Он вздрагивает. Шумно выдыхает. Со всех сторон усиливает тактильный контакт.
– Люто, Лиза, – припечатывает одуряюще весомо.
И мое сердце пускается вскачь. Счастливо и тягуче вырабатывая безумную массу эмоций. Ведь в этом признании есть все. Гораздо больше того, что способны вынести обычные люди.
Но мы ведь не обычные.
Нет.
Я –
39
Она осторожничает и бережет свой суверенитет.
Я беру ее в блокаду.
Наконец, чертов бал близится к завершению.
Раскидываю последние благодарности самым важным партнерам. Общим обращением выписываю финалочку сотрудникам. Провожаю чинно удаляющуюся толпу, как это делает всегда отец. Так же, как и он, держу рядом с сердцем свою внешнюю, все еще непризнанную половину.
Музыка стихает. С ней спускаю обязанности, которые вынужден был тащить и оставаться серьезным челом.
The end.
В мозгу же живого неидеального меня, мудака, спектакль только начинается.
Я сегодня вдруг стал догонять, что эта шняга, которую все вокруг зовут просто любовью, как бы я не старался ее выкорчевать, у меня тупо в крови. В моем роду, если подумать, все, блядь, от отца до прадеда повернутые. То есть люто запилены на семью. Раньше воспринимал это в положительном ключе. Сейчас крайне сомневаюсь, что всегда во благо такая одержимая преданность. Особенно если так, как у меня, с гребаным катастрофическим перевесом в мою сторону.
В дороге молчим. Лиза засыпает у меня на плече. И снова, без моего на то влияния, подрывается в душе та самая агрессивная нежность, которая всеми фибрами за нее и всеми атомами против меня.
Игнорируя водилу и самого себя, не просто обнимаю свою Дикарку… Глажу, вдыхаю, всячески касаюсь. Губами в том числе. Пока за грудиной не срывается какой-то разрушительный и вместе с тем очищающий дождь. Молча и достаточно спокойно проживаю его. Иного выбора так и так нет.
Когда машина останавливается, дожидаюсь, пока откроется дверь, чтобы бережно подхватить Лизу на руки. Шагаю по аллее неторопливо. В этот момент будто по новой весь окружающий мир вижу – глубокую ночь, небо, звезды, родной двор, живое и энергетическое пространство, свою Дикарку… Все это уже сплелось в одно неразделимое целое. Допустил ведь. Сам не знаю, в какой момент сдался. Или все же постепенно прорывало? Где-то ощутимо, где-то крайне мощно, а где-то незаметно. Факт в том, что в нынешней точке я почти безболезненно счастлив.
Понимая, что открыть дверь, не разбудив Лизу, не смогу, сворачиваю в глубину сада и присаживаюсь на лавочку. Не знаю, сколько времени проходит. Ни хрена у меня не зудит от скуки и нетерпения двигаться. Я просто подвисаю в этой идеальной для себя Вселенной, где есть почти все, что мне надо – мой дом и Дикарка. Если бы родители были на месте, можно было бы отбросить «почти» и раствориться полностью. Но я уже принимаю тот факт, что когда-то – надеюсь, в очень далеком будущем – останусь один
Снова втираю себе, что с течением времени все проходит. И снова себе не верю. Тем более что сейчас у меня есть реальные факты того, как запертая в клетке зверюга-любовь растет, и как она яростно в один заход разрушает эту иллюзорную конуру.
«Я здесь не для этого…»
«Поцелуи – это когда про любовь…»
«Может, потому что я, черт возьми, люблю тебя?!»
«Люто, Чарушин…»
Как же, мать вашу, хочется верить… Мать вашу…
Лучше не мыслить так глобально. Надо жить моментами, как, судя по всему, делает сама Лиза.
Ха-ха, знала бы она, что я уже наших внуков крещу, в ужасе бы сама от меня открестилась.
Ха-ха…
«Моя любовь – вот моя клятва!», – всплывает, как когда-то орал ей.
Как давно это было… Тогда и близко не представлял, что кто-то свыше поймает на слове и протянет через все девять кругов ада. Хотя с девяткой это я загнул, наверняка. Еще ведь не точка. Уверен, что впереди нам еще парочка кольцевых уготована. И что? Сверну? Нет. С некоторых кольцевых нет возможности съехать.
Будто почувствовав, что соль доедает мои раны, Лиза просыпается.
– Почему мы здесь? – бормочет, сонно оглядываясь.
Я молча встаю и несу ее в дом. Минуя полумрак гостиной, поднимаюсь по лестнице, когда Дикарка окончательно в себя приходит.
– Я могу сама идти.
Не реагирую.
– Артем?
Стискиваю зубы и медленно перевожу дыхание. Глубоко набиваю ее запах, оставив в легких лишь кислород.
– Что?
Встречаемся взглядами. Почти не выбивает, когда принимаю блеск ее сияющих глаз. Почти.
– Ты несешь меня не в ту сторону… Моя комната в другом крыле…
– Угу, – отражаю невозмутимо.
Темпа не сбавляю, но и не лечу. Тело будто расплавленной сталью залило. Ощущается тяжелым и горячим.
Поднимаю взгляд. Веду им по стенам пустого коридора. Будто есть необходимость ориентироваться… Ага.
– Мне в ванную нужно, – сообщает Лиза шепотом. – Хочу полежать в теплой воде, расслабиться… А то мышцы после каблуков ноют.
– Хорошо, – выдыхаю так же ровно.
И вхожу в свою комнату. Пересекаю пространство, которое сходу перестает ощущаться свободным, и вношу Дикарку в ванную.
– Разберешься? – спрашиваю после того, как опускаю на ноги.
– Да, конечно, – заверяет, отводя от меня взгляд.
На дверь смотрит.
Я вздыхаю и оставляю ее одну.
Хрен знает, что делаю… Иду в ее комнату. Оглядываюсь чисто машинально. Уже ведь понимаю, зачем пришел. Отмирая, движусь целенаправленно. К телефону, который Лиза всегда оставляет на тумбочке. Нет у нее привычки таскать его по дому за собой. Не удивлен, что и на торжество не брала. Соню и Лию, видимо, предупредила. А больше, есть вероятность, созваниваться не с кем?