Ты – всё
Шрифт:
Зачем ты обманул меня? Зачем говорил, что любишь? Зачем обещал так много?
Ох, если бы была возможность задать все эти вопросы, я бы реально набросилась на него с кулаками. Я бы разодрала ему грудь, сердце, артерии и вены… Душу. Все нутро. Как поступил он когда-то со мной.
– Нет необходимости стоять надо мной, – выталкивает Нечаев с едва заметным раздражением. Пялилась на него в упор, забыв, что он как-никак в курсе моего присутствия и способен в любой момент заговорить. Застигнутая врасплох подрывом тишины, вздрагиваю и чуть не
Подозреваю, что мое лицо пылает. Впрочем, как и взгляд, которым я отвечаю на его уничижительные замечания.
Нечаев делает все, чтобы я чувствовала себя идиоткой.
Кроме того, похоже, что указывать подчиненному на его место, доставляет Яну Романовичу какое-то особое удовольствие. Упиваясь своей властью, самоутверждается.
«Мудак», – протягиваю смачно, но мысленно, прежде чем занять второе от его стола кресло.
– Вы бы еще у двери умостились, – снова раздражается Нечаев.
Я сглатываю. Не отрывая взгляда от пышных растений в центре стола, молча перевариваю вызываемые им эмоции. Сцепив зубы, передвигаюсь ближе. Не сдержав злости, довольно резко толкаю по дереву планшет. Прочищая горло, вывожу тот из спящего режима. Вбиваю пароль и застываю невидящим взглядом на рабочем столе гаджета.
– Могу я узнать, по какому вопросу вы меня вызывали? Что вас… эм-м… Какая информация вас интересует?
Господи, я будто бы на иностранном языке учусь разговаривать. Подбор слов является не просто осознанным процессом, но и требует определенного обдумывания. Дыхание выдает волнение. Паузы между фразами значительно продолжительнее положенного.
– Ян Романович? – добавляю, когда тишина в очередной раз затягивается.
Этим не только напоминаю, что обращаюсь к нему, но и, мать его, подчеркиваю уважение, которого в помине быть не может.
– Да, Юния Алексеевна. Да, – задвигает Нечаев с какими-то странными тяжелыми и давящими интонациями, заставляющими меня не только смутиться, но и молниеносно достигнуть пика паники.
Не могу не посмотреть на него. Затравленно, с опаской и вместе с тем зло. Едва наши взгляды скрещиваются, кровь отливает от моего лица. Бурной волной уходит вниз. Раздает радиоактивные лучи энергии, большая часть которой собирается в животе. Пока в груди свирепствует сердце, вдруг чувствую скопление жара между ног.
Боже…
Я, конечно, слышала, что агрессия способна вызывать возбуждение. Но, черт возьми, можно, пожалуйста, не в нашем случае?!
Пусть этот принц будет влажной мечтой Риммы Константиновны! Лилечки! Кого-то еще!
Я же хочу, чтобы чувства, которые он всколыхнул, сгорели вхолостую. Чтобы память перестала подкидывать ярчайшие картинки, как Нечаев когда-то трогал, обнимал, целовал, вжимал в свое тело и втискивался в мое. Чтобы я сама не ломала голову, будут ли его красные уши горячими, если к ним прикоснуться губами? Имеет ли его кожа такой же насыщенный вкус, каким обладала в прошлом? Дернется ли его кадык, если к нему прижаться языком? Побегут ли по его телу мурашки?
– Я хотел бы узнать, чем вы занимаетесь в нашей компании? Какие обязанности вам вменили? Какие конкретно задачи вы выполняете? Потому как сегодня у меня возникло стойкое впечатление, что у вас слишком много свободного времени. Вы забыли, где находитесь? Или у вас в принципе еще не сформировалось понимание корпоративной культуры?
Я совершаю вдох где-то на середине сухой и жесткой речи Нечаева. Попавший внутрь меня кислород будто в газообразное топливо превращается.
Подношу пламя своей злости, и происходит взрыв.
Нет, я, конечно, все понимаю. Руководитель имеет полное право поинтересоваться, какой фронт работ возложен на сотрудника его отдела. Будь на месте Яна любой другой человек, я бы восприняла эти вопросы абсолютно равнодушно.
Но он…
Боже мой… Либо я себя накручиваю… Либо он реально делает все, чтобы унизить меня!
Моргаю, чтобы прогнать чертовы слезы. В попытке успокоить разбушевавшийся за грудиной ураган сглатываю. И все равно ощущаю себя так, словно земля из-под ног уплывает. Голова кружится. Под ложечкой сосет. В горло толкается тошнота.
Думала, что больше не реагирую на чужие замечания. Во всяком случае, так остро.
Никогда. Клянусь, никогда я не чувствовала себя такой униженной.
– Ян Романович, – шепчу, не успев остановить разбившую голос дрожь. Делаю паузу, чтобы вдохнуть и не позволить себе расплакаться. – Можно узнать, что именно заставило вас думать, будто я не понимаю, где нахожусь?
Обида и ярость раздирают мое нутро, но я изо всех сил стараюсь не выдавать эти эмоции.
Много чести для одного ублюдка, посмевшего разбить мне когда-то сердце!
Было бы хорошо, если бы он прямо перечислил все претензии.
Однако Нечаев, очевидно, считает такой способ донесения информации чересчур простым.
– Здесь вам не подиум, не развлекательное мероприятие, не клуб для оттачивания своих женских штучек и прочих навыков, не гребаное ток-шоу в стиле «Давай поженимся», – высекает он, не повышая голоса, но звуча при этом еще резче. – Даже если выходить замуж и разводиться является целью вашей жизни, это не значит, что вы можете реализовывать свои матримониальные планы непосредственно в стенах нашего офиса. Настоятельно рекомендую вам прекратить штурмовать каждого встречного-поперечного сотрудника мужского пола, игнорируя тем самым свои прямые обязанности и мешая выполнять работу другим.
Думала, он оскорбил меня предыдущим замечанием. Ошибалась. Разгромить меня Нечаеву удается уточнениями, на которые я сама же напросилась.
Быстро опускаю взгляд и поворачиваю голову в сторону, чтобы скрыть все те эмоции, что он вызвал.
Совсем охренел?!
Сволочь бессердечная! Оборзевший самодур! Бессовестная скотина! Извращенный фантазер!
Выдать бы все это ему в лицо. Каждое слово с шипящей ненавистью по слогам затолкать!
Но…
Сделать это – значит дать понять, что его уколы достигли цели. А я этого не хочу. Лучше прикинуться, что мне, мать вашу, плевать на то, что он думает и говорит. Настолько, что я его не поняла. Даже не услышала.