Ты – всё
Шрифт:
– О-о, Боже, – выдыхает Алла, незамедлительно обращая взгляд на занявшего соседний столик Нечаева. Я тоже смотрю – с ледяной злостью. С ним братья, еще какой-то парень и, блядь… Шатохин со своей женой. Тоха улыбается во весь рот, а его мелкая, но, как я помню, языкастая супруга машет мне рукой. Как только узнала? Неохотно киваю. – Я подумать не могла… Просто в шоке! Ты же сейчас пятый курс оканчиваешь? Все это время вы не виделись?
– Нет.
– Пиздец, – впервые слышу от Аллы мат. – Ян Романович кажется таким воспитанным. Не могу поверить, что он способен бросить девушку, не удосужившись даже объясниться с ней!
– Пф-ф, – фыркает Вика. Если не брать в расчет Агу, которая ненавидит всех Нечаевых, то она будет после меня второй, кто Яна на дух не выносит. Мадина, честь и хвала ей, к ублюдку нейтральна. – В то время он поступал так абсолютно со всеми! В нашей группе не осталось ни одной девушки, которую бы Нечаев не использовал!
– Ой, все, Андросова, уймись, – возмущается Мадина. – Если кто-то и имеет право обижаться на Нечая, то только Юния. Она была единственной, кому он реально клялся в любви и обещал жениться. Остальные, и ты в том числе, давали ему на голом энтузиазме, а значит, сами, дурочки, виноваты.
– Я не обижаюсь, – выпаливает Вика. – Но он гондон. И точка.
– Ох, – выдает донельзя ошеломленная Алла.
Это заставляет нас с Мадиной рассмеяться.
– Нет, я все равно не могу поверить… – рассусоливает коллега. – Совсем ничего не сказал? За пять лет не написал даже?
– Не-а, – толкаю я намеренно легкомысленно. – Видишь рядом с ним парня в серой рубашке? Это Илья. Его младший брат. Мы как-то столкнулись. Через пару месяцев после того, как Ян уехал. Я не собиралась ничего выяснять. Все и так было понятно. Весь универ гудел, обсуждая то, какая я идиотка, а еще тварь последняя… – голос срывается. Но я заставляю себя собраться. – Долго объяснять, – высекаю резко. – В общем, я увидела этого придурка Илью и зачем-то спросила у него, как чертовы дела у Яна. Он сказал, цитирую: «Все супер. Как обычно. Шпилит шмар пачками. А тебя что конкретно интересует? Вспоминает ли Ян тебя? Ну рассказывал как-то, что тебя трудно было уложить. И что ожидания нихуя не оправдались. Худший трах в его жизни. Соррян за прямоту, зая. Хочешь на обкатку ко мне? Я не против блондинок».
Не знаю, как мне хватает сил выдать эту гнусную речь ровным тоном, якобы меня не задевает ничуть. Вскрываются ведь раны. Дышать невозможно. Сердце бьется на разрыв. И тошнота тут же подтягивается. Невыносимо.
Хорошо, что наш разговор прерывает официантка. Пока она расставляет наши напитки, одна я умудряюсь ей улыбнуться.
Скользнув кончиком пальца по запотевшему бокалу, отражаю настойчивый взгляд Нечаева.
Какого хрена ты пялишься?!
Увы, даже Дайкири неспособен загасить вспыхнувшие внутри меня чувства. Я его так ненавижу, что готова разорвать.
– Хочу замутить с классным парнем, – заявляет Вика после первого коктейля, не прекращая при этом жаловаться на своего бывшего. – Сегодня! Срочно! Иначе разочаруюсь в мужиках, как Юня!
Поймав на себе взгляды девчонок, равнодушно веду обнаженными плечами.
Мне нравится, как с этим движением волнующе красиво качается моя приподнятая и выставленная напоказ грудь. Когда-то стеснялась своего третьего размера, а сейчас горжусь.
И мне абсолютно плевать, кто и что думает о моем отношении к мужчинам.
Я люблю себя. Это главное.
После второго Дайкири иду танцевать. Девчонки подтягиваются. Минуем зажигающих на залитой фиолетовым светом площадке Шатохиных. Не сговариваясь, пытаемся держаться от их компашки подальше. Отрываемся в противоположном углу зала. Не видя никого вокруг, я полностью отдаюсь музыке.
Сцену занимает юная девушка, но, клянусь, она выдает лучшее исполнение «Call outmy name» группы The Weeknd. Прикрываю веки и начинаю чувственно раскачиваться, пока не ощущаю на своих бедрах чужие ладони.
– Как мне тебя называть[1]? – бархатный мужской голос проносится по моей влажной шее горячим дыханием.
Не могу сдержать дрожь. Она ощущается сейчас пьянящей, словно я только-только сделала огромный глоток чистейшего алкоголя.
С трудом справившись с грохочущим за ребрами сердцем, заставляю себя медленно открыть глаза.
Ян… Не ошиблась. Он смотрит прямо на нас.
Растягиваю губы в улыбке и, преодолев внутреннее сопротивление, откидываюсь Давиду на грудь.
– Юния, – шепчу прерывисто.
А внутри вдруг становится так же больно, как было тогда, когда увидела Нечаева через одиннадцать месяцев после разлуки. Задыхаюсь в агонии, в то время как должна продолжать улыбаться.
Очень надеюсь, что дежавю будет полным. Хочу, чтобы Ян развернулся и ушел.
Иначе…
Иначе я не выдержу.
Пожалуйста, Господи… Пожалуйста… Пожалуйста!
Молитвы не работают. Нечаев продолжает стоять и смотреть на то, как мы с Давидом танцуем.
[1] В песне есть строчка «Произнеси мое имя, когда я буду нежно целовать тебя».
11
Вижу, слышу и чувствую только его.
Предчувствую неподдающуюся никакому контролю боль, когда глаза увидят, как Нечаев уходит.
Боже мой, столько времени прошло! Но я до сих пор помню сводящий с ума и лишающий какого-либо равновесия дисбаланс в момент, когда разум понимает – все правильно, а сердце, вопреки всему, рвется на куски.
Забываю о Давиде. Теряюсь в моменте. Не в силах выдерживать растущий внутри меня эмоциональный накал, безвольно прикрываю глаза. Признаюсь самой себе, что просто не смогу сейчас смотреть на удаляющуюся спину Нечаева.
Едва погружаюсь в темноту, чувства усиливаются. Но я уже не могу заставить себя выплыть. Мужские руки скользят по телу, касаются нижней части груди, а мне кажется, словно я в болоте тону.
Сердце с каждым сокращением бьет все пронзительнее. Зажигается и тухнет. Между этими двумя состояниями – бездна.
Я отвожу в сторону руку, туда же выставляю из разреза ногу. Следуя за ритмом трека, веду бедром. Выворачиваю ладонь к потолку. Дождавшись, когда по запястью заскользят пальцы Давида, сжимаю свои в кулак и, поймав резкий музыкальный переход, дергаю руку на себя, пока локоть не упирается в талию.