Ты здесь. Бог? Это я, Маргарет
Шрифт:
Теперь я стояла напротив той двери, из которой выходила Лора. Что за ней? Я немного приоткрыла и заглянула. Там никого не было. Это напоминало деревянную телефонную будку. Я вошла и закрыла за собой дверь. Я ждала, что сейчас что-нибудь произойдет. Я не знала, что мне надо делать, и решила просто посидеть.
И вот я услышала голос: «Да, дитя мое».
Вначале я подумала, что это Бог. Я в самом деле так подумала, и сердце во мне забилось, как сумасшедшее, и я вся взмокла под курткой и почувствовала что-то вроде головокружения. Но потом я поняла, что это просто священник
— Да, дитя мое, — повторил он.
— Я… я… мм… мм… — начала я.
— Да, я слушаю, — сказал священник.
— Извините, — прошептала я.
Я распахнула дверь, и, пробежав по проходу между рядами, выскочила на улицу. По дороге в школу я чувствовала себя совершенно ужасно, я плакала и все время боялась, что меня вырвет. Мама ждала меня в машине. Я села сзади, объяснила, что чувствую себя очень плохо, и растянулась прямо на сиденьи. Мы поехали домой, и мне даже не пришлось рассказывать маме о том, как я себя ужасно вела, потому что она думала, что я заболела по-настоящему.
Вечером мама принесла мне чашку бульона и сидела на краю моей постели, пока я пила его. Она сказала, что это наверно вирус, и она рада, что мне лучше, но я могу не ходить завтра в школу, если мне еще неможется. Потом она выключила свет, поцеловала меня и пожелала спокойной ночи.
Ты здесь, Бог? Это я, Маргарет. Сегодня я сделала ужасную вещь. Просто ужасную! Хуже меня точно нет никого на свете, и ничего хорошего я не заслуживаю. Я наговорила гадостей Лоре Дэнкер. И только потому, что была не в духе. Я ее правда очень обидела. Почему Ты не остановил меня? Я искала Тебя, Бог. Я искала Тебя и в синагоге, и в церкви. И сегодня, когда я хотела исповедаться, я тоже Тебя искала. Но Тебя там не было. Я не чувствовала Тебя так, как чувствую ночью, когда говорю с Тобой. Почему, Бог? Почему я чувствую Тебя только тогда, когда остаюсь одна?
Глава 20
За неделю до начала весенних каникул мы получили письмо. Сперва я думала, что оно от бабушки — о моей предстоящей поездке во Флориду. Но оказалось, что писали Мэри и Пол Хатчинсы, мои другие дедушка с бабушкой. Это было странно, потому что с тех пор, как они порвали отношения с мамой, после того, как она вышла замуж, они не писали ей ни разу. Мой отец, не испытывающий к ним никаких добрых чувств, рвал и метал.
— Как они узнали наш адрес? Можешь ты мне ответить? Ну откуда они узнали?
Мама ответила ему тихо, почти шепотом:
— Я послала им рождественскую открытку.
Отец так и взвился:
— Помилуй, Барбара, неужели это правда? После четырнадцати лет ты послала им рождественскую открытку?!
— У меня было сентиментальное настроение. Вот и послала. Я даже ничего на ней не написала. Только наши имена, и все.
Отец потряс перед ней письмом:
— И ты думаешь, что через четырнадцать лет — через четырнадцать лет, Барбара, — они стали думать по-другому?
— Они просто хотят повидать нас. Больше ничего.
— Тебя, может быть, но не меня. Еще Маргарет, чтобы убедиться, что у нее нет рогов!
— Херб! Перестань! Ты просто смешон!
— Ах, это я смешон! Ну, ну!
— Знаете, что я думаю? — вмешалась я. — Я думаю, что вы оба смешны!
Я выбежала из кухни и кинулась наверх, к себе в комнату. Я хлопнула дверью. Ненавижу, когда они начинают ссориться при мне. Неужели они не понимают, как это все противно и как я ненавижу эти ссоры! Даже отсюда мне были слышны их пререкания. Я закрыла уши руками и подошла к магнитофону. Потом я отняла от уха одну руку, поставила «The Mice Men» и включила магнитофон на полную мощность. Так стало намного лучше.
Через несколько минут дверь моей спальни открылась. Отец сразу подошел к магнитофону и вырубил его. Мама держала в руках письмо. Глаза у нее были красные. Я молчала.
Отец мерил шагами комнату.
— Маргарет, — проговорил он наконец. — Это касается тебя. Я думаю, прежде чем мы что-нибудь решим, ты должна прочитать письмо от твоих дедушки и бабушки. Барбара…
Он протянул руку. Мама передала письмо ему, а он — мне. Почерк был ровный и красивый, какой бывает в третьем классе, когда уже начинают писать по-настоящему. Я села на кровать.
Дорогая Барбара,
Мы с твоим отцом много думали о тебе. Мы стареем.
Возможно, тебе трудно представить нас старыми, но это так. И вот теперь оказывается, что самое большое наше желание — увидеть нашу единственную дочь. Может быть, четырнадцать лет назад мы совершили ошибку. Мы говорили с нашим священником и большим другом, мистером Бэйлором. Ты должна его помнить. Он ведь крестил тебя, когда ты была совсем крошкой. Он говорит, что никогда не поздно попробовать начать с начала. Мы с твоим отцом летим на недельку в ваши края и надеемся, что ты позволишь нам навестить вас и познакомишь с нашей внучкой Маргарет Энн.
Подробности о рейсе прилагаются.
Ну и письмецо! Неудивительно, что отец так бесился. Он сам тут даже не упоминался.
Я вернула письмо отцу молча — я просто не знала, что тут можно сказать.
— Они приезжают пятого апреля, — сообщил отец.
— А, ну так значит, я их не увижу, — сказала я, просветлев. — Я ведь улетаю во Флориду четвертого.
Мама посмотрела на отца.
— Что? — не выдержала я. — Разве не так? Я улетаю во Флориду четвертого!
Они молчали. Прошла минута, и я поняла — я поняла, что не лечу во Флориду! И тогда меня прорвало.
— Я не хочу их видеть! — крикнула я. — Это нечестно! Я хочу во Флориду к бабушке. Папа — пожалуйста!
— Не смотри на меня так, — спокойно сказал отец. — Я тут ни при чем. Я не посылал им рождественскую открытку.
— Мама! — проговорила я сквозь слезы. — Неужели ты это сделаешь? Ведь это несправедливо! Несправедливо!
Я ненавидела мать. Я действительно ее ненавидела. Все так глупо. Зачем ей нужно было высовываться и посылать им эту дурацкую открытку!
— Успокойся, Маргарет. Ничего страшного не происходит, — сказала мама, обнимая меня. — Полетишь во Флориду в другой раз.