Тяга к странствиям
Шрифт:
— Ты! Я был как раз посреди экстраординарной сделки! — прорычало дородное лицо. — Слишком рано для твоей обычной поставки. Немедленно говори почему вызвал меня, или я сниму твою кожу с твоего тела и отдам демонам грызть твои кости!
— Ты этого не сделаешь, — сказал Балькомб, давно зная, что Хиддукель скорее бравирует, чем на самом деле разъярен. — Я все еще нужен тебе из-за душ, которые даю тебе.
— Я не нуждаюсь ни в каком смертном, — проревело гневное лицо.
Балькомб в притворном удивлении прижал руку к груди.
— Значит, все эти годы я ошибался? Я думал, что истинные боги могут проникнуть на Кринн только через аватары, такие как эта монета, но без своих божественных полномочий. Но если ты можешь сам прийти на Кринн и самостоятельно собрать себе души, — сказал он, начиная блеф, — то я с удовольствием объявлю нашу сделку выполненной и больше не буду поставлять тебе их.
— Наша сделка будет выполнена, когда я скажу так! — оба лица на монете внезапно рассмеялись раздражающим рассинхронизированным смехом. — Кроме того, как ты смеешь называть душами те несчастные ошметки, которые попадают ко мне от тебя в последнее время? Бешеные собаки и гоблины лучше удовлетворили бы мои потребности. Ты опасно приблизился к невыполнению условий контракта, человек.
Балькомб постарался, чтобы его голос остался ровным.
— Как ты думаешь, сколько стоящих тел и душ может незамечено исчезнуть в деревне размером с Танталлон? Я беру то, что не принесет мне неприятностей!
Глаза Хиддукеля выпучились.
— Твои мелкие проблемы меня не интересуют, маг! Я сделал тебя тем, кто ты есть и прошу взамен совсем немного.
— Тогда ты будешь обрадован, увидев то, что я приготовил для тебя на сей раз.
Темно-красные грани большого рубина вспыхнули в факельном свете.
Кусая губы в восторженном предвкушении, Балькомб погладил граненую поверхность рубина прежде чем поднять его до уровня монеты.
Выражение лица Хиддукеля предвещало бурю.
— Мне случалось видеть драгоценные камни, маг. Зачем ты своими играми тратишь впустую мое время?
— Посмотри внутрь, господин, — вкрадчиво сказал Балькомб. Он придвинул зачарованную в драгоценном камне темницу поближе к монете.
Золотая безделушка перевернулась на ладони Балькомба. Коварное лицо Хиддукеля, прищурившись, смотрело в глубины камня.
— Я вижу лицо симпатичного молодого человека. Оно мало чем отличается от лиц других, которых ты поставлял мне и ничего не говорит о его душе, — скептически сказал он.
— Ах, но посмотри в его глаза, — нараспев произнес Балькомб. — Это не лицо обычного сапожника или уличного бездельника. Это Ростревор, единственный наследник лорда Карстона. Вскормленная Кодексом и Мерой Соламнийских Рыцарей, его душа чиста и верна, как горный ручей. Готов поспорить, что на всем Кринне мало найдется таких незапятнанных душ, — он сделал эффектную паузу. — Я даю его тебе…
Даже лукавая сторона Хиддукеля едва ли могла скрыть его жажду обладания.
— …в обмен на одну последнюю услугу.
— Ты помнишь, кто здесь устанавливает правила?
— Я никогда об этом не забывал.
Пристальный взгляд Балькомба уставился на монету. Нельзя выказать слабость, напомнил он себе.
— Я честно служил тебе десять лет, обменивая души на жизнь, которую ты мне вернул. В тени башни ты поклялся помочь мне осуществить месть за то, что со мной сделали в Башне Высшего Волшебства во время Испытания. Сейчас я прошу выполнить данное обещание. Предоставь мне место Ладонны в Конклаве Магов.
Хиддукель был ошеломлен.
— Это невозможно!
— Нет ничего невозможного для бога.
Хиддукель понял, что стоит на грани ловушки. Ожившее на монете лицо погрузилось в раздумья.
— Ты — бог зла. Ладонна — первая среди черных мантий. Подумай об этом. — Балькомб снова поднес рубин к глазам Хиддукеля, алые блики света безумно танцевали на стенах.
— Когда?
Балькомб проглотил торжествующую улыбку.
— Я вызову тебя из храма, как обычно. Тогда мы сделаем обмен.
Монета перевернулась обратно непокорной стороной.
— Мне необходимо время, чтобы подготовиться! Ладонна не дура!
— Но, конечно, она не может равняться с богом, — слушая слова, которые он произносит, маг внутренне задыхался от собственной дерзости. Не слишком ли он перегнул палку, испытывая тщеславие Хиддукеля, когда был так близок к получению того, что хотел?
— Поосторожнее, смертный, — жестким тоном предупредила монета. — Я не так легко впадаю в ярость, но ты провоцировал меня слишком долго и упорно. Это не я в долгу у тебя, а ты у меня. Пока этот паритет сохраняется, все, что я дал тебе, может быть мною же и отобрано, включая твою жизнь. Подумай об этом до того, как соберешься еще раз засомневаться в моей силе.
Балькомб действительно никогда не испытывал силу Хиддукеля на Кринне, но то, что он видел в прошлом, было внушительным. Он знал, что Хиддукель вполне может воплотить свои угрозы в жизнь, если не самостоятельно, то через других последователей. Немногие люди открыто поклонялись хитрому богу торговли, но у Балькомба были серьезные основания предполагать, что многие, так же как и он, служили ему тайно. Не раз в прошлом Хиддукель требовал, чтобы Балькомб доставил ему душу определенного человека. Хиддукель никогда не говорил об этом, но Балькомб не сомневался, что эти жертвы были последователями Хиддукеля, которые его предали или вызвали у бога неудовольствие. Мысль, что такие убийцы, как он, могли бы скрываться в его собственной тени, отрезвила Балькомба. Тем более, что смерть означала, что его душа станет утехой злому богу.
— Прошу прощения, Хиддукель. Мысли о моей окончательной мести, которая так близка, сделали мои речи безрассудными. Ты знаешь, что все эти десять лет я честно служил тебе. Я прошу только то, что ты сам пообещал мне. И подумай еще об одном — тебе не помешало бы иметь преданного слугу в таком высоком положении, как член Конклава Магов. Мы оба могли бы получить выгоду от этого.
Балькомб знал, что лучший способ оградить себя от гнева Хиддукеля — обратить внимание бога на что-то другое. Как обычно, лучшей приманкой оказывались две вещи, которые бог жаждал после душ: выгода и власть.