Тяготению вопреки

Гибсон Гэри

Кендрик спустился по лестнице, держась за черные лакированные перила. Харденбрука он заметил в конце длинного и широкого помещения - врач склонился над смятым эллистом, приткнутым на стол с наклонной крышкой. Остальные элл исты были приколоты на голые беленые стены, и на всех было показано нечто вроде одной и той же рентгенограммы человеческого тела - различные и явно не биологические компоненты подсвечены основными оттенками красного и синего. Подойдя ближе, Кендрик заметил, что все эти изображения - это его внутренние органы.

Харденбрук

повернулся и шагнул к нему, улыбаясь.

–  Точно за вами никто не следил?
– спросил он, увлекая Кендрика за руку к регулируемой кожаной кушетке посреди большой комнаты.

Изрезанное шрамами лицо исказилось пародией на улыбку. От верхушки правого уха вниз, под воротник рубашки, его лицо казалось плавленым пластиком. Кожа вокруг уха была гладкой и безволосой.

Кендрик лег на кушетку и стал ждать, пока Харденбрук возится с тележкой, нагруженной медицинскими приборами, аккуратно разложенными на антисептической бумаге.

–  Нет, - ответил наконец Кендрик, прогнав в памяти поездку от квартиры Кэролайн до Морнингсайда.
– А что, есть проблемы?

–  Чисто профессиональная паранойя. На одну нелегальную клинику в Глазго был налет - слыхали о таком?

–  Может быть.
– Перед мысленным взором Кендрика мелькнули кадры новостей.
– И вас волнует, как бы это не случилось здесь?

–  Иногда я думаю, что это вопрос не «если», а «когда». Естественно, ни за что не хочу возводить на вас напраслину, - заверил Харденбрук с едва мелькнувшей улыбкой.
– Я просто…

–  Да, я понимаю. Но за мной никто не следил.
– Кендрик постарался произнести эти слова, поймав взгляд собеседника.
– Послушайте, я сегодня не просто на регулярную процедуру пришел. Вчера вечером у меня было два приступа подряд, и еще… - Он покачал головой и вздохнул.
– Знаете, мне нужно, чтобы вы мне сердце послушали.

Харденбрук приподнял свои полторы брови. Его шрамы мешали точно определить его возраст на глаз. Кендрик знал о нем только то, что Харденбрук - по его же словам - пережил атомный взрыв в Лос-Анджелесе. Вне этого профессиональная природа их общения запрещала дальнейшие личные знания друг о друге. И все же они были не только врачом и пациентом, но и подельниками в преступлении, и Кендрик платил Харденбруку кучу денег за серию процедур, которые пока что были на удивление эффективными.

Тем не менее за последние месяцы выплыли еще некоторые подробности биографии медика, давшие Кендрику возможность заполнить кое-какие пробелы.

–  Два приступа? Вчера вечером?
– повторил за ним Харденбрук.
– Вы должны были обратиться ко мне немедленно! Тон его был весьма недовольный.

–  Знаю, что должен был. Но сейчас я уже здесь.

Медик перешел к металлическому столу и вытащил ящичек, покопался внутри и разогнулся, держа в руках старомодный стетоскоп. Вставил его наконечники в ушные раковины из плавленого пластика. Жестом попросив Кендрика поднять футболку, он стал слушать. Постепенно выражение ужаса стало расползаться по лицу Харденбрука, еще умевшему, оказывается, выражать эмоции. Потом он разогнулся.

–  Давайте условимся вот о чем, - сказал он.
– Когда я говорю, чтобы вы мне звонили в случае чрезвычайных обстоятельств, звонить надо сразу же. В случае чего угодно, похожего на регресс, сразу звоните мне. Иначе мне намного труднее будет вам помогать. Это ясно?

–  Абсолютно, - кивнул Кендрик.
– Просто я немного…

–  Понимаю.
– Харденбрук помолчал.
– Буду откровенен с вами, мистер Галлмон. Теоретически говоря, вы должны быть мертвы.

Лицо Кендрика исказилось тревогой.

–  Не торопитесь, - поднял палец Харденбрук.
– Я говорю следующее: я еще никогда о таком не слышал, даже среди лаборокрысов, у которых рост усиления полностью вышел из-под контроля. Ваш случай уникален, мистер Галлмон. И чтобы мы могли двигаться дальше, вы должны будете рассказать мне все.

«Ну, может, не совсем все», - подумал Кендрик, начиная рассказывать:

–  У меня были… галлюцинации, несколько похожие на предыдущие.
– Он описал некоторые подробности. С его видениями крылатых детей Харденбрук был уже знаком.

–  Еще что-нибудь?

Кендрик вспомнил Питера Мак-Кована. Но призрак - нет ли лучшего слова?
– предупредил его не доверять Харденбруку. Или это было отражение собственных тревог Кендрика?

Да, но отражение твоих собственных тревог не часто предупреждает о чемоданах с бомбами. И вообще, встреча с человеком, который уже несколько лет как мертв - это такая вещь, которую Кендрик пока что решил придержать про себя.

–  Вот еще: два раза был коллапс, галлюцинации, и сердце перестало работать.
– Он нервно засмеялся.
– Ничего, как видите, необычного.

–  Послушайте, вы все-таки помните, пожалуйста, что усиления…

–  По самой своей сути непредсказуемы, - закончил за него Кендрик.
– Я это знаю.

Харденбрук пожал плечами и подрегулировал кушетку так, что Кендрик смотрел вверх, в сложную систему объективов и сенсоров, свисающих с потолка.

Харденбрук выбрал один из подкожных спрей-инъекто-ров и остановился.

–  Мы здесь на неисследованной территории, - сказал он.
– Я хочу, чтобы вы это поняли.

–  Я понимаю, - кивнул Кендрик.

Харденбрук приложил инъектор к локтевому сгибу Кендрика. По руке стало расползаться непривычное ощущение прохлады - причудливо синестетическое ощущение, будто чувствуешь кожей мятный вкус.

Но он быстро исчез. Слегка вертя головой, Кендрик смотрел, как врач разворачивает пустой эллист и вешает на ввинченный в стену крюк. Потом он взял тонкий пластиковый мобил, с виду еще более старомодный, чем у Кендрика. Мобил он направил сперва на Кендрика, потом на пустой эллист.

С кушетки эллист был виден ясно. На миг его поверхность запульсировала, потом разлетелась роем ярких цветных искр по черному тюлю. В движении этих искр было смутное ощущение формы и порядка.