Тяжелый дивизион
Шрифт:
— Страшная у нас страна, Татьяна Николаевна. Грубая, бесправная. Раздавить человека — это в два счета могут… Как таракана…
— А ведь это правда, — сказала девушка и подумала: «Как я этого до сих пор не замечала?»
Собеседник ее оживился и тоже стал рассказывать Татьяне о Минске, о Казани, откуда он был родом, где кончил университет, и когда ему нужно было уходить на дежурство, Татьяна уже чувствовала себя с ним просто и ей жаль было, что он уходит. Она не в силах была поддерживать веселый щебет-разговор Зои и врача и едва не вздремнула, прикинувшись щекой к ковровой подушке.
— Ну, надо вас укладывать, — с сожалением сказал Сергей Владимирович.
— Я только на полчаса прилягу. А вы разговаривайте, — сказала Татьяна.
Она легла на койку, сняв туфли. Сергей Владимирович закрыл лампу газетой, и Татьяна сейчас же заснула в тени.
Она не видела, как доктор, пройдя на цыпочках, совсем погасил лампу, как уже совсем утром, стараясь не шуметь, уходил он, оставив Зою усталую, измученную и дорогой и докторской ненасытной любовью.
Наутро Татьяна прикрыла разбросавшуюся в тяжелом сне подругу и села у окна, дожидаясь, когда проснется весь дом.
По камням улицы прогрохотала лихая солдатская телега, и Зоя подняла голову, кого-то отыскивая около себя полузакрытыми, сонными глазами.
— А где же Сергей? — сказала она, сначала не замечая Татьяну. — Ты разве уже встала?
Она приподнялась над подушкой.
— Неужели поздно? Не выспалась я…
— Ты поздно легла?
— Светло было. — Она подумала и спросила: — А тебе черноволосый понравился?
— Да, он славный.
— Он так к тебе пристроился. Я уж думала — и он останется… Я бы на твоем месте его не пустила. Пусть лучше бы Сергей шел дежурить.
Татьяна недоуменно смотрела на подругу:
— Как ты можешь так?
— А вот такая и есть. Другой не буду! — Она сердито, не сходя с кушетки, принялась расчесывать гребнем волосы.
К вечеру у девушек на руках было направление и частное письмо к Розалии Семеновне, старшему врачу отряда.
— Не сказано, что все это подействует, — размышлял вслух Сергей Владимирович, — но больше я не в силах ничего сделать. Как княжне взглянется.
Черноволосый — Татьяна так никогда и не узнала его имени — принес на вокзал цветы и смотрел долго вслед уходящему, переполненному солдатами составу. Сергей Владимирович лихо крутил ус и поглядывал на девушек с высоты своей легкой победы.
— Боюсь я этой княжны, — твердила в вагоне Зоя. — Разгадает, шельма. Ты уж в отряде веди дело одна. Я молчу.
Розалия Семеновна усадила девушек в кресла и в разговоре по пустякам ловко выспрашивала о том, откуда они, кто их родители, какое образование получили.
Татьяна едва скрыла свое удивление, услышав, что Зоя — дочь полтавского помещика из-под Лубен, что она пробыла два года на высших женских курсах в Киеве…
Розалия Семеновна куда-то удалилась. Через комнату проходили высокие, необыкновенно строгие, красивые на подбор сестры, быстрыми взорами пробегали по лицам девушек и исчезали. Вернувшись, Розалия Семеновна сказала, что вакансия в отряде имеется только одна, но, чтобы не разлучить подруг, она оставит обеих. Вскоре уедет сестра Недзельская, и тогда, если не будет препятствий, можно будет зачислить обеих.
— Вас мы зачислим сейчас, — сказала она Татьяне. — А вас, — повернулась она к Зое, — через несколько дней. Княжна уже дала свое согласие, — добавила она, когда девушки встали и принялись благодарить ее.
Еще чемоданы не были развязаны, когда Зоя уже обежала парк, побывала на берегу реки, определила температуру бурлившей воды и успела познакомиться с поваром и кастеляншей. Сестер она избегала. При слове «княжна» у нее билось сердце.
Татьяна вышла из комнаты только к вечеру. Княжна одобрительно осмотрела ее, опустила лорнет, и сестры все сразу заулыбались Татьяне.
Зоя притихла, и только блестящие глаза выдавали ее истинный темперамент.
Была суббота, и вечером все собирались в гостиной. Приезжали какие-то штабные офицеры, в одиннадцать разошлись, и в комнате Зоя заявила торжественно:
— Ну, теперь нас не выгонят!..
— Блондинка очаровательна, — сказала Розалия Семеновна княжне.
— Я знаю, вашему вкусу можно довериться всегда, — любезно улыбнулась княжна. — А эта другая мне еще неясна. В общем, я думаю, мы не сделали ошибки, приняв обеих. Я ведь так боюсь, чтоб к нам не попала какая-нибудь… — Она хотела сказать: мещанка, но раздумала. — Какая-нибудь неподходящая особа.
VII. Его высокопревосходительства адъютант
Татьяна всего второй раз в жизни меняла место и обстановку.
Как и в Липове, первые дни в Лужках она жила в какой-то легкой дремоте. Люди и вещи, расположение комнат и даже обязанности только постепенно принимали для нее ощутимую, осязаемую форму. Так чувствует себя сухопутный человек, вышедший впервые в океан на большом паруснике.
В сущности, Татьяна не была слишком склонной к задумчивости или запуганной девушкой. Она всегда умела беззаботно и радостно смеяться, была хорошей подругой, веселой и общительной, в последних классах гимназии научилась флиртовать, писала гимназистам невинные записочки с четверостишиями и цитатами из Гоголя, Некрасова, Надсона. Их передавали братьям сестры из первых классов, козочки с куцыми косичками.
Уже в пятом классе она назначала свидания. Семиклассницей целовала Андрея тайком в аллеях сада, в беседках, в комнате наедине. Прекрасно помнила, что нужно не только дождаться такого момента, когда кругом никого не будет, но и убедиться в том, что ни одно зеркало, обладающее предательскими свойствами углов падения и углов отражения (по Краевичу), не может выдать ее девичью, страшно-страшно острую тайну.
В липовский лазарет она не поверила. Он остался на ее пути нерасшифрованной легендой, и никак не хотела Татьяна внести его простую, но неожиданную правду в свое собственное представление о настоящей жизни.
Лужки должны были сблизить ее с Андреем. В этом был смысл ее пребывания здесь. Весь день она работала самоотверженно, забывая все на свете, даже думы о Кострове, но вечерами принималась мучительно рассуждать сама с собою о том, что должна она сделать еще, чтобы встретиться с тем, из-за кого она приехала сюда, на фронт.
Кругом были чужие люди. Никто не мог помочь. Всякий легко мог выдать, поставить в неловкое положение. Даже с Зоей не хотела она советоваться по этому поводу. Стыдно было признаться в своей беспомощности, страшили порывистые, иногда даже неосмотрительные поступки подруги. Татьяна не имела ни малейшего представления о том, как далеко мог быть Андрей, какой участок фронта занимает вообще корпус, где стоят артиллерия и парки. За ужином и обедом сестры часто упоминали названия различных частей и штабов, но о части Андрея никто никогда не говорил. Чаще всего бывали в гостях штабные. Татьяна знакомилась с ними, вела сдержанные беседы в присутствии княжны или Розалии Семеновны и всегда раньше всех уходила в свою комнату.