Тяжелый дивизион
Шрифт:
Зоя ложилась спать последней. Она восхищенно рассказывала Татьяне, какие комплименты говорил ей сапер Бутусов, как любезен был барон Липпенбах, — ведь она никогда еще в жизни не говорила с настоящим бароном!
Княжна была в восторге от Татьяны и находила Зою слегка vulgaire.
Зоя застывала, чувствуя на себе взор княжны, но, ободренная взглядом какого-нибудь штабс-капитана, сейчас же оживала и принималась без умолку щебетать своим мягким украинским говорком.
— Она провинциальна, — сказал княжне барон, — но зато непосредственна.
— Из какого-нибудь помещичьего медвежьего угла.
Татьяну барон оценил вполне. Он провел с ней однажды весь вечер. Это было невиданно. Даже Недзельская, высоко подняв дуги бровей, выразила удивление в беседе с княжной.
Оставаясь наедине с Татьяной, барон принимал задумчивый вид. Он как бы снимал с себя парадный френч с аксельбантами и всей своей фигурой выражал уют и доверие к собеседнице.
Он мало говорил, хорошо слушал. Во всем почти соглашался. Делал вид, что совпадение мыслей с Татьяной для него — редкая, ценная находка. Несогласие выражал в неуверенной, уклончивой форме.
Татьяна не заметила, как прошел первый вечер, проведенный с бароном, и на этот раз ушла к себе вместе с Зоей, за которой ухаживал сапер, товарищ Бутусова.
Барон не показывался несколько дней. Явившись через три-четыре дня, провел только часть вечера с Татьяной, просидев остальное время с княжной.
В тот же вечер, проходя стеклянную галерею, он встретил Зою. В галерее было темно. В окнах комнат, освещенных керосином, неясно мелькали тени. Барон взял Зою за руки.
Девушка остановилась, тяжело дыша. Она только что пробежала двор и взлетела по лестнице. Барон принял трепет ее высокой груди за иное. Не размышляя, он охватил ее плечи и поцеловал неловко в кончик уха и шею.
Это было слишком неожиданно даже для Зои. Она вырвалась, тихо вскрикнув:
— Ах, что вы! — и убежала.
Татьяна ночью сказала подруге, что с бароном она чувствует себя легко. В сущности, он такой простой…
Зоя посмотрела на подругу, как смотрят на человека, встреченного ночью в густых зарослях ельника — не поймешь, кто такой, — и ничего не сказала.
— Сейчас я видела, — сказала Зоя, помолчав, — как Лида Трояновская в белом платье, накинув пальто, бежала через парк. Бежала и оглядывалась. Тут, я тебе скажу, все тихони. А в тихих омутах черти водятся. Я за ней пробежала, а ее, оказывается, два офицера ждут. И, кажется, артиллеристы.
— Артиллеристы? — забилось сердце у Татьяны.
— Я с ней поговорю, — угадала причину волнения Татьяны Зоя. — Она, наверное, знает, где тут стоит часть Андрея. А то я смотрю — ты все маешься.
Лидия вернулась из поездки с Андреем и Герстом под утро. Был праздник, она спала до одиннадцати. Зоя постучала пальчиком и вошла, хотя нельзя было разобрать, что ответили изнутри.
— Я к вам на минутку. Я не думала, что вы еще отдыхаете. Вчера ведь так рано разошлись.
— Я долго читала, — покраснела Лида.
— А я к вам как раз насчет книг. У нас с Татьяной совершенно нечего читать.
— Какая прелесть ваша Татьяна! Мы все ужасно привязались к ней.
— Она чудесная. Я вам о ней кое-что расскажу, и вы еще больше ее полюбите.
Лидия одевалась, ахала, взглядывая на часы, причесывала спустившиеся до колен золотые волосы, забрав в рот шпильки.
— Зачем только она все прячется?
— Еще не привыкла… стесняется. Знакомых у нас почти нет. Вот надо устроить прогулку. Она прекрасно ездит верхом.
— Отлично. У меня есть знакомые артиллеристы. Я соберу компанию, — предложила Лидия.
— Вы не знаете случайно, где стоит гаубичный дивизион нашего корпуса?
— Здесь недалеко парк, а батареи на фронте у Крево. — Лидия внимательно посмотрела на Зою.
— Мы познакомились в поезде с одним артиллеристом из этого дивизиона. Милый и вежливый такой… — Зоя легко выбрасывала слова, как барабанные палочки дробь. — Он даже помог нам в Минске сесть в поезд.
— Как его фамилия? Я многих знаю…
— Костров, кажется.
— Костров? Это мой хороший знакомый, — удивилась Лида. — Но он, кажется, никуда не ездил последнее время.
— А может быть, я перепутала фамилию, — спохватилась Зоя и быстро заговорила о красивых ночах и о лесах, которые совсем-совсем дикие и совсем близко от усадьбы.
— Андрей здесь, рядом! — вбежала Зоя к Татьяне.
Глаза Татьяны смотрели испуганно.
— Здесь, близко, в пяти километрах.
Теперь Татьяна подошла близко к Зое и спросила:
— Ты кому-нибудь здесь говорила о нем?
— Нет, это Лидия случайно проговорилась. Она с ним, оказывается, знакома.
Теперь Татьяна присматривалась к Лидии. Она слушала каждое ее слово. На эту девушку падала тень Андрея. А для увлекающейся, пожалуй легкомысленной Татьяны ее чувство к Кострову в эти дни испытаний стало тем тайным уголком, с которым без боли, без надрыва нельзя расстаться. Ей приятно было думать, что она преодолевает все эти препятствия ради любви. Это походило на романы. А романы слишком долго были для нее единственным окном в жизнь, в широкую жизнь, которая шла мимо Горбатова и мимо отцовского тихого дома. Она вынашивала в себе это первое чувство женщины, и оно вырастало тем больше, чем нужнее было его прибежище в этих новых условиях.
На трех колясках и линейке ездили всем отрядом в штаб корпуса.
Организовал поездку барон.
В штабе были выметены комнаты, намыты полы, над окнами повешены еловые ветви. В столовой было шумно и пьяно. В парке гуляли до полуночи, устраивали игры, бродили парами над прудом и к дымящимся предосенними туманами болотистым лугам.
И здесь был разбитый, с двумя лопнувшими струнами, рояль. Старик полковник, начальник полкового обоза, к удивлению, оказался прекрасным тапером. Вальсировали, носились в мазурке. Здесь на щеки Татьяны набежал румянец, а Зоя, забыв о княжне, летала с незнакомыми офицерами по залу, по темным коридорам.