Тяжесть короны
Шрифт:
— Время же было… — удивленно пожала плечами я.
Арданг вздохнул и оттеснил меня к выходу, сам занялся животными. Я присела на скамейку для дойки и следила за спутником. Он расседлывал коней, складывал у порога сумки с вещами.
— Не обижайся на меня, пожалуйста, — вдруг попросил Ромэр.
— За что? — искренне удивилась я.
— Я не позволил тебе уйти вместе с дядей. Знаю, ты устала. Но вы не понимаете друг друга, — принялся оправдываться Ромэр. — И, пожертвовав соблюдением правил этикета, я хотел избежать неловкости.
— Боже мой, — рассмеялась я. — Нашел повод для огорчений.
— Так ты не сердишься? — переспросил
— Нет, конечно, — заверила я. — Но раз мы заговорили об этикете… Может, есть что-нибудь такое, что мне делать запрещено?
Ромэр неопределенно пожал плечами и задорно усмехнулся.
— Да нет. Но, признаться, я удивлен. После того, что мы пережили. После того, как ты нарушила чуть ли не все возможные запреты, я слышу от тебя такой вопрос.
— Не так много правил я и нарушила, — знаю, слабая попытка защититься от подтрунивания. Я поспешно перевела разговор на другую тему. — А как мне обращаться к твоему дяде? И как он будет называть меня на людях? Нельзя же по имени…
Полагала, «муж» задумается. Ведь я отлично знала, что в ардангском три возможных обращения к старшему мужчине и еще два отдельных обращения к дяде. У Клода со мной тоже должны были возникнуть трудности. Мне на ум сразу пришли четыре наиболее вероятных варианта. Да, арданги — очень вежливый народ. Но с другой стороны, если в обращениях, как говорила кормилица «черт ногу сломит, а простому смертному без рюмки бузинной настойки не разобраться», то с дворянскими семьями и титулами проблем не возникало. Все благородные семейства смело можно было разделить на две большие группы: князья и «славные». Правда, сам факт деления давал еще два возможных обращения к Клоду и три ко мне. Учитывая существующее многообразие, я думала, что отвлекла Ромэра надолго. И безмерно удивилась, когда, не колеблясь и секунды, «муж» ответил:
— Называй его «адар». Это «дядя» по-ардангски.
— «Адар», — стараясь не выдать изумление, повторила я.
Именно так назвал Клода Ромэр. Самое теплое и ласковое обращение к любимому дяде из всех возможных. Но я и подумать не могла, что мне будет предложено использовать это исключительно семейное обращение. Тем более, точно знала, этикет этого не требовал.
— Правильно, — улыбнулся Ромэр. — Думаю, после того, как я расскажу, что ты для меня сделала, он будет называть тебя «лайли». Это значит «племянница».
Еще одно теплое семейное обращение, которому я почти не удивилась. Не знаю, откуда во мне вдруг взялось это нахальное кокетство, но именно оно заставило хитро прищуриться и спросить:
— А как ты, милый, будешь меня называть по-ардангски?
Ромэр, казалось, смутился, но ответил мягко и серьезно:
— Ты поймешь.
Хорошо, что в сарае было сумрачно, а я сидела далеко от светильника. Надеюсь, Ромэр не заметил, как я покраснела.
На небольшой кухне было светло и тепло. В печке грелся ужин, миниатюрная женщина лет пятидесяти вымешивала на столе тесто. Рядом с ней нарезал ломтиками сыр Клод, мгновенно оставивший свое занятие, когда Ромэр распахнул передо мной дверь, пропуская вперед. Я зашла и, не зная, как себя дальше вести, в нерешительности остановилась почти у самого порога. Ромэр запер дверь, положил у порога сумки и встал рядом со мной. Клод, в два шага преодолев расстояние до племянника, снова заключил Ромэра в объятия. Мужчины надолго замерли, обнявшись, а женщина смотрела на них и, не таясь, вытирала тыльной стороной кисти слезы.
— Господи, Ромэр… — отстраняясь и заглядывая в лицо племяннику, прошептал Клод. — Мы же тебя похоронили… Где же ты был все это время?
— Я все расскажу, дядя, — пообещал Ромэр.
— Мальчик, дай я тебя обниму, — чуть отодвинув Клода в сторону, срывающимся голосом пробормотала женщина и расплакалась на груди у арданга.
— Мне словами не сказать, как я счастлив быть здесь, — прижимая к себе женщину, пробормотал Ромэр.
Я стояла в сторонке и, потупив глаза, делала вид, что ни слова не понимаю. Смотреть на воссоединившееся семейство было неловко. Отчасти потому, что считала себя виноватой в том, что случилось с Ардангом, с Ромэром, с этими людьми. Отчасти потому, что мы не собирались надолго задерживаться в этом доме, а, значит, семье снова предстояла разлука. Отчасти потому, что считала, в моем присутствии они стесняются показать все свои чувства. А еще, на мгновение позволив себе вспомнить Брэма, Арима и кормилицу, я затосковала по родным. Но печальная ирония заключалась в том, что мне нужно было надеяться на то, что встреча с близкими никогда больше не состоится.
Минут через десять, когда первое потрясение стало блекнуть, обо мне вспомнили.
— Нэйла, — обратился ко мне Ромэр. Я подняла голову, встретилась глазами с ардангом. — Нэйла, это моя тетя, Летта, и мой дядя, Клод.
Я улыбнулась и, сказав «Очень приятно», подождала, пока Ромэр переведет.
— Это Нэйла, — «муж» взял меня за руку. — Если коротко, моя спасительница.
Я не успела ни смутиться, ни покраснеть, — меня обняла Летта, а чуть позже, бормоча сбивчивые слова благодарности, и Клод.
Мы расположились в уютной гостиной. Мягкий свет ламп из желтого стекла, камин. У длинной стены низкий диванчик, укрытый пестрым пледом. Массивный деревянный стол, повернутый к окну узкой стороной, накрытый светлой скатертью с коричневым шитьем. Я забралась в уголок, Ромэр сел рядом, а его родственники, не сводящие с племянника глаз, напротив.
Ужин был скромным, но удивительно вкусным. Чечевичную похлебку я пробовала впервые, и мне очень понравилось. Восхитительно нежный пирог с овощами прекрасно оттенял сыр. Даже медовые булочки были необычными, пахли какими-то незнакомыми специями.
Поначалу разговор не ладился. Ни Летта, ни Клод на шаролезе не говорили. Ромэр старательно переводил то на ардангский, то на шаролез все произнесенные за столом реплики. Приблизительно четверть часа. Мне и так было стыдно, что я скрывала свое знание ардангского, а осознав, что лишаю Ромэра возможности свободно общаться с семьей, не выдержала.
— Ромэр, — начала я.
— Сейчас, — хмурился закрывший глаза арданг, вспоминая шаролезкое название какого-то местного овоща. — На языке крутится… Сейчас.
Я положила ладонь ему на запястье и настойчивей позвала снова:
— Ромэр.
Он посмотрел на меня. Теплый, ласковый взгляд серо-голубых глаз. Словно обнял… На душе стало легко и спокойно.
— Что? — прикрыв мою руку ладонью, спросил арданг. Тихий голос, мягкая счастливая улыбка. Казалось бы, ничего такого, ничего особенного. Но это было еще одно мгновение, которое хотелось удержать в сердце…
Я выдохнула, отвела на миг глаза, пытаясь отогнать наваждение.
— Пожалуйста, скажи своим родственникам, что я рада познакомиться с такими замечательными людьми.