Тяжесть короны
Шрифт:
— Прости, — пробормотал Ловин. — Конечно, ты вправе поступать так, как считаешь нужным.
Берег речки, вскрики ласточек-береговушек, фырканье довольной лошади. Ромэр сидел рядом на траве и задумчиво смотрел перед собой на камыши. В солнечных лучах ржаные волосы арданга казались золотыми. Он повернулся ко мне, ласково улыбнулся и, не говоря ни слова, взял за руку. Мы некоторое время сидели молча, глядя на речку. Потом Ромэр снова повернулся ко мне и, знакомо приподняв бровь, сказал:
— А… старые добрые методы?
Недоуменно пожав плечами, ответила:
— Не понимаю, о чем ты.
Тут
— Они до сих пор действенны.
Я даже вздрогнула от неожиданности. Не сразу сообразила, что Ромэр разговаривал с Ловином, а мне все, кроме голосов, приснилось.
— Приятно слышать, — усмехнулся арданг.
— Ты хорошо придумал тогда. Не могут же «Вороны» хватать всех людей в латаной одежде, — в голосе Ловина слышалась улыбка. — А заметить нарочитость иных латок они не в силах. В конце концов, у стражи есть заботы и посерьезней.
Раньше уверенность Ловина в том, что весть о возвращении короля разлетится по Ардангу за пару недель, меня удивляла. Но, прислушиваясь к разговору, поняла, что священник не преувеличивал. Оказалось, Ловин много путешествовал по стране. В основном по трем соседним княжествам, Тарлан, Аквиль и Берши. Но частенько выбирался и в Ноарн. Этот город, ставший теперь официальной столицей Арданга, издавна был религиозным и культурным центром государства, местом, где князья собирались на Совет. Не удивительно, что именно туда со всей страны стекались новости. Перебродив в Ноарне, они распространялись по Ардангу довольно быстро. С помощью целой сети информаторов — бардов, сказителей и священников. В провинциях знали, кому из странников можно доверять, кто не только рассказывает истории, но говорит правду. Таких людей в народе называли «лоскутники» из-за выделяющихся заплаток на левом рукаве. Когда Ловин упомянул эту деталь, я заметила на рукаве его потертой черной куртки темно-серую прямоугольную заплатку, аккуратно пришитую черной ниткой с парой красных стежков.
Значительно позже, когда познакомилась со многими «лоскутниками», заметила некоторые закономерности. Серый цвет заплаты означал принадлежность к знати, красная нить — к служителям, зеленые нить и лоскут — к военным. Белые заплатки выделяли лекарей, черные — купцов. Реже прочих встречалась синяя ткань. Она говорила, что обладатель такой латки — чиновник, основной поставщик достоверных сведений. Разумеется, подтверждать мои догадки никто не спешил. Конечно, заплатки старались ставить так, чтобы они не казались ярким пятном на фоне одежды. Думаю, никому и в голову не пришло, что я обратила внимание на множество разных по форме и расположению на одежде заплаток у людей, ставших значительной частью окружения Ромэра.
Вечерело и парило. Сидя рядом с «супругом» на облучке, отметила, как изменилась местность. Большие поля сменились довольно крутыми холмами, на склонах ровными рядами росли хмель и виноград. По словам арданга здесь кроме прочих выращивали и лучшие в стране сорта, «Бархат» и «Черная ночь». Мне эти названия ровным счетом ни о чем не сказали, хоть я постаралась не подать виду. Но Ромэр все же заметил.
— Ты не знаешь эти сорта, — констатировал он с улыбкой. Неловко было ужасно, но я вынужденно согласилась.
— Тогда ты, скорей всего, знаешь вина. Хотя, учитывая, что выпивохой тебя назвать сложно, не удивлюсь, если и названия вин тебе неизвестны. «Черный всадник», «Бархат ночи», «Рыцарь», «Ласковая дева», — стал перечислять Ромэр.
— Это делают здесь? — выдохнула я, услышав названия самых дорогих вин Шаролеза.
— Хоть что-то ты знаешь о княжестве Тарлан, — усмехнулся арданг.
— Шутишь? Эти вина — мечта любого коллекционера. Стоят порой баснословные деньги, если удачного года. Торги порой идут не шуточные, а придворные потом хвастают, сколько бутылок и какого сорта им удалось купить, — вспомнились дворяне, их разговоры, но, заметив выражение глаз «мужа», я смутилась и пробормотала: — Извини.
— Не стоит, — он правдоподобно сделал вид, что все в порядке. — Я рад, что вина пользуются таким успехом.
Лошадка тащила поскрипывающую телегу, за спиной похрапывал развалившийся на сене Ловин, разговор сошел на «нет». Ромэр следил за ласточками, летающими низко, почти у самой земли. Я поглядывала на деревеньки, виднеющиеся слева и справа от дороги, на густой с виду лес впереди.
— Будет дождь, — тихо, словно разговаривая сам с собой, сказал Ромэр.
— Надеюсь, он пройдет ночью, — ответила я, проследив взглядом за ласточкой, пронесшейся мимо телеги, а потом над холкой Ромашки.
Эту примету я знала еще с детства, и она никогда не подводила. Но будущий дождь не радовал, — я помнила слова Ромэра о каменистой тропе. «Муж» думал о том же.
— Дождь, когда бы он ни пошел, некстати, — хмуро сказал арданг. — Нам завтра пешком идти. Долго и в гору.
— Ничего, мы справимся, — подбодрила я.
«Муж» посмотрел мне в глаза, ласково улыбнулся. Будто обнял. Не знаю, что он хотел сказать на самом деле, уверена, не то «Конечно», которое я услышала. Но даже от этого слова стало так легко, что я поддалась искушению и придвинулась ближе к Ромэру. Он осторожно обнял меня одной рукой. Я его тоже.
— Нам, «женатым людям», можно, — шепнула я, прислонившись головой к плечу арданга.
— Да, нам можно, — крепче прижав меня к себе, ответил Ромэр.
Ловин проснулся, когда мы доехали до границы леса. Его, как и Ромэра до этого, разбудила остановка. «Муж» как раз решил сделать короткий привал, дать отдохнуть уставшей Ромашке. Я была только рада возможности пройтись. Ромэр снял меня с телеги, подхватив на руки, перенес через глубокую канаву, на дне которой влажно поблескивала черная грязь. Строго говоря, можно было обойти глубокую и длинную рытвину, но «муж» избрал другой вариант. Из любопытства я глянула на Ловина, как он оценит такое неугодное священнику поведение. Но духовник, словно нарочно повернувшись к нам спиной, не обращал на нас внимания и говорил что-то ласковое кобыле.
Мы с ардангом пошли вдоль кромки леса. Вначале идти было приятно, даже несмотря на то, что было душно. Луговая трава под ногами мягко пружинила, стрекотали кузнечики, смешно замолкая, стоило подойти ближе. От деревьев падала густая тень, чем ближе мы подходили к лесу, тем ощутимей веяло прохладой. Ромэр не заводил разговоров, просто шел вперед. Мне даже подумалось, что он избегает Ловина. Россыпь белого и розового клевера и яркой люцерны сменилась другой, высокой травой, доходившей временами почти до колена. Идти было неудобно, длинные травинки оплетали сапоги, какие-то репьи вцеплялись в юбку, но я не жаловалась. Не хотела отвлекать Ромэра от размышлений. Тем более, по лицу арданга видела, что его мысли веселыми не были. Но «муж» сам заметил, что идти стало трудней, повернулся ко мне и предложил руку.