Тяжесть короны
Шрифт:
Через несколько минут я, наконец, успокоилась и нашла в себе силы снова повернуться к Ромэру. Он смотрел на меня, улыбаясь и качая головой.
— Кажется, с этими кувшинками что-то не так, — «муж» сделал закономерный вывод.
— Еще как не так, — подтвердила я.
— Может, расскажешь, в чем дело? — спросил Ромэр, осознав, что продолжения не будет.
— Завтра, при свете дня, — пообещала я. — Хочу видеть твое лицо.
— Ладно, — голос арданга прозвучал несколько напряженно. И это меня не удивило. Думаю, если бы мне довелось услышать
— Мы уже почти доехали, — поменял тему Ромэр.
И правда, лес поредел, впереди сквозь просвет между деревьями виднелось поле и небольшая деревня на пригорке. Через несколько минут мы выехали из леса. Стало светлей, оказалось, что солнце даже еще не село. В разломе между двумя холмами еще виднелся кроваво-красный сектор. Ловин и Эттин все так же шли рядом с Ромашкой. Я рассматривала деревню, в которой нам предстояло ночевать. Насколько могла судить, все дома были деревянными, частокол, разумеется, тоже.
— Почему она называется Каменкой?
— Из-за речки. Там дно каменистое, — ответил арданг.
— Ты бывал здесь раньше? — слова сорвались раньше, чем успела прикусить язык. Услышать что-нибудь о войне не хотелось. Но на счастье Ромэр ответил:
— Да, в детстве.
И все же мне стало стыдно и больно из-за заданного вопроса. «Муж» повернулся ко мне, наклонился ближе и шепнул:
— Это же моя земля.
Легкое ударение на слове «моя», нежность, с которой он произнес эту фразу, боль во взгляде серо-голубых глаз… И зачем только отцу, королю спокойного Шаролеза, понадобился свободолюбивый Арданг? Зачем?
Каменка, небольшая деревушка, ничем особенным не выделялась из множества себе подобных. Дом Ирвана, стоявший близко к центру селения, был большим. Но, как и другие дома в Каменке, казался обветшалым. Растрескавшаяся дверь, отстающие куски побелки, надтреснутый ставень… За высокими воротами скрывался просторный двор, огород. Крупная черная собака на привязи зло облаяла нас вначале. Но, видимо, признав Ромашку и Эттина с Ловином, утихла и только как-то нервно поскуливала, размахивая хвостом.
Встретивший нас хозяин обрадовался Ловину и нам заодно, сказал, где можно оставить лошадь. Ромэр помог мне выбраться из телеги, подоспевший священник вместе с ардангом вынул сумки. «Муж» занялся кобылой, я скромно держалась в сторонке. Ловин, стоя у входа в отведенный Ромашке сарай, переговаривался с обоими братьями. Воду для кобылы принес Эттин, сена из телеги в кормушку Ромэр положил, не скупясь. Сняв с Ромашки сбрую и потрепав лошадь по холке, «супруг» подхватил наши сумки и попросил меня взять оба меча, свой и Ловина.
Лишь тогда я поняла, что показалось мне в повстанце странным. Эттин был безоружен. Хотя тут же поправила себя, — видимого оружия не заметила. Про меня тоже можно было так сказать, ведь о ноже в сапоге никто кроме Ромэра не знал. Но все же, сколько бы ножей ни прятал под одеждой Эттин, выходить против «Ворона» без меча глупо и самоубийственно. Оставалось надеяться, что повстанец спрятал свой клинок где-нибудь в лесу. Если окажется, что Ромэру нечем вооружить армию, то с восстанием придется долго ждать.
Эта мысль меня огорчила гораздо сильней, чем я ожидала. Вдруг осознала, что присутствие шаролезских войск в Арданге меня безобразно раздражает. Что искусственно созданное бедственное положение захваченной страны бесит. Что виноват во всех горестях ардангов Дор-Марвэн, мстивший противнику за поражения. Что ненависть к отчиму захлестывает ядовитыми волнами… Я даже не представляла, каково Ромэру, и могла только молить небеса о помощи. Так хотелось, чтобы Арданг снова стал свободным, чтобы у Ромэра все получилось.
С самого первого дня в Арданге замечала, что местные жители стараются строить двухэтажные дома. Даже если на каждом этаже было лишь по две комнаты, а лестницу наверх для экономии места в помещениях делали крытую с крыльца. Все дело было в разграничении «гостевых» и «хозяйских» комнат. Как мне позже объяснил Ромэр, приглашение на второй этаж было высшим проявлением доверия. В то время как даже подняться на несколько ступенек по лестнице на «хозяйский» этаж — оскорблением.
Милла и девочки обрадовались Ловину, которого давно не видели. Мы с Ромэром оказались в тени, что было только на руку. Из-за того, что хозяева и Эттин предпочли расспрашивать знакомого священника, а не нас с Ромэром, мое «незнание» ардангского заметили только на следующее утро. Милла недолго сидела в гостиной. Забрав посуду после ужина, она отвела дочерей наверх и спустилась только для того, чтобы помыть тарелки и нагреть воду обмыться. Женщина еще до ужина отвела меня в подготовленную для гостей комнату.
— У нас редко гостят семейные пары, — извиняющимся тоном сказала Милла, указывая на две узкие кровати, стоящие у разных стенок.
— Что Вы, Милла, мы очень признательны за то, что есть, — ответила я отрепетированной с Ромэром фразой.
— Брата Ловина, я расположу на диване в столовой, — сказала хозяйка. От меня не скрылся тот пиетет, с которым она относилась к священнику. Наверное, он действительно был хорошим служителем.
— Замечательно. Спасибо Вам большое, — откликнулась я.
Женщина улыбнулась и увлекла меня за собой в гостиную.
Ромэр и Ловин общались между собой как обычно. То есть не использовали «брат», обращались друг к другу на «ты». Ирван и Эттин быстро сообразили, что мои спутники хорошо знакомы, и сделали закономерный вывод: если от Ловина не таятся, то и Ромэру можно доверять. Выяснилось, что оружие у населения все же имелось. Мечи, секиры и кинжалы при наличии материалов делали кузнецы, особенно не скрывая. Были убеждены в верности собратьев ардангов. Так же, как с долей здорового цинизма уточнил Ирван, постоянные стычки с шаролезскими войсками являлись источником оружия и доспехов.