Тыловики
Шрифт:
Из соседней комнаты доносится протяжный стон. Вопросительно смотрю на младшего лейтенанта.
— Так я докладывал, товарищ разведчик! Красноармейца Кутяубаева немного зацепило.
Ничего себе «немного»! Если боец, так громко стонет, то дело не совсем плёвое, как пытается мне преподнести Котляков. Придется разбираться. Открываю дверь в соседнюю комнату и замираю. Именно сюда я зашвырнул гранату. Комната раньше служила спальней. В принципе, если приложить определенные усилия, то и дальше служить будет. Всего то и надо: собрать пух с пола, пошить заново подушки и перины, вставить рамы. Ну, и еще купить новую прялку, горшки с цветами и повесить
Возле кровати привалившись к стене, сидит Кутяубаев, левую ногу вытянул вперед. Лоб мокрый от пота, лицо скривилось от боли. Два красноармейца плотно бинтуют ему ногу ниже колена. Вместо бинтов используют разрезанные простыни. Крови на полу прилично. Да, дела. Получается, что еще один наш солдат выбыл из строя. Из зала доносится истеричный крик:
— Немцы! — и через секунду уже спокойно. — Нет, это наши! Тащат одного настоящего фрица.
Дружески подмигнув, скривившемуся от боли Кутяубаеву, быстро выбегаю из дома.
Торопов с Шипиловым словно возвращающиеся с ночных посиделок гулёны, бережно вносят второго часового во двор. Его руки закинули себе за шеи, у Шипилова за плечами две винтовки. У фрица безвольно болтается голова, он без сознания. Видимых повреждений на нем нет, и это очень хорошо. Ребята аккуратно кладут немца перед крыльцом.
— Докладывайте, — коротко бросаю я, внимательно рассматривая лежащего на земле часового. Что-то не нравится мне, как он дышит. Вернее не нравится мне то, что он совсем не дышит. Шипилов подробно докладывает, как прошла операция по нейтрализации караульного. Всё произошло тихо и мирно. Единственное, ребята не догадались привести к куреню немца своим ходом. Сразу на месте отоварили прикладами, и метров двести тащили бедолагу на себе.
Торопов с Шипиловым словно возвращающиеся с ночных посиделок гулёны, бережно вносят второго часового во двор. Его руки закинули себе за шеи, у Шипилова за плечами две винтовки. У фрица безвольно болтается голова, он без сознания. Видимых повреждений на нем нет, и это очень хорошо. Ребята аккуратно кладут немца перед крыльцом.
— Докладывайте, — коротко бросаю я, внимательно рассматривая лежащего на земле часового. Что-то не нравится мне, как он дышит. Вернее не нравится мне то, что он совсем не дышит. Шипилов подробно докладывает, как прошла операция по нейтрализации караульного. Всё произошло тихо и мирно. Единственное, ребята не догадались привести к куреню немца своим ходом. Сразу на месте отоварили прикладами, и метров двести тащили бедолагу на себе.
Несколько мгновений оглядываюсь по сторонам, пытаясь осмыслить творящийся вокруг лютый бардак. Потом снимаю с головы каску и с наслаждением чешу затылок.
— Быстро занесите этого фрица в дом, — распоряжаюсь я, и внезапно осознаю, что сильно проголодался. Пока ребята выполняют приказание, подхожу к столу, надеясь по-быстрому перехватить пару кусков мяса. Увы, но на столе обнаруживаю только пустые тарелки и герра обер-фельдфебеля. Он так и продолжает лежать, навалившись грудью на столешницу. Снова чешу затылок, не понимая, куда делась еда. Потом вспоминаю, что красноармейцы не ели уже больше суток. Хлопаю себя по бедру и широко улыбаюсь. Ох, сейчас покажу кое-кому, как без разрешения таскать мои продукты! Моментально представляю, как еле сдерживая смех, буду отчитывать по этому поводу Котлякова. Уже вижу, как Павел смущенно оправдывается и неловко переминается с ноги на ногу. Впрочем, сейчас не время для подобных шуток.
На душе хорошо. Сердце радостно стучит в груди. Враги повержены, добыто боевое оружие. А еще перед куренем стоит куча исправной техники. От осознания этого факта я практически впадаю в состояние эйфории. Хочется петь во всё горло и стрелять в воздух из автомата. С трудом удерживаю себя от совершения этих опрометчивых поступков. Вот до лагеря доберусь, тогда и поразвлекаюсь вволю. Кстати, пора нам уносить ноги из станицы. И так здесь шуму наделали прилично. Злорадно улыбаюсь, воображая, с какими постными физиономиями будут завтра бродить немцы вокруг куреня Степана. Внезапно по спине пробегает волна холода. В туже секунду осознаю, какую чудовищную ошибку я совершил. Обессилено сажусь на стул и обхватываю голову руками. Как же я сразу об этом не подумал? Что же теперь делать? Что?
Завтра немцы обнаружат своих убитых. В том числе и чиновника военной администрации. Он явно прибыл в станицу не просто так, а для организации органов местного самоуправления. Его смерть немцы не простят. Мы к этому времени будем уже далеко, а вот станичники останутся на месте…
Напряженно размышляю, пытаясь найти выход из безнадёжной ситуации. Перед глазами мелькают эпизоды боя. Снова умирают немцы возле стола, вновь мне в горло бьёт штыком рыбоглазый, опять тоскливо смотрит на меня молодой часовой.
Стоп! Я же с этим гансом спокойно до куреня Степана дошел. По крайней мере, старики меня с ним точно видели, даже о чем-то перешептывались между собой по этому поводу. Так, так. А что тогда подумает народ в станице насчет стрельбы? Пленные красноармейцы взбунтовались, захватили оружие. Потом их немцы из станицы выбили, да и уехали на грузовике. Почва для дальнейших слухов самая благодатная. Можно еще и обставить красочно наше отступление. Провести, так сказать, реконструкцию для местного населения. С беготнёй, криками и стрельбой. Но перед этим мероприятием придется договариваться с хозяином. Без его участия у меня ничего не получится. Сейчас попробую провернуть эту аферу. Другого выхода нет. Вытираю рукой пот со лба, массирую виски и захожу в курень.
Внутри Котляков вяло спорит с Шипиловым. Младший лейтенант просит вынести из дома мертвого фрица, а Андрей степенно отвечает, что без моего приказания никуда ничего выносить, не намерен. Вхожу в комнату, разговоры моментально затихают.
— Вижу, немного перестарались? — стволом автомата показываю на неподвижно лежащего в центре комнаты немца.
Торопов виновато разводит руками, а Шипилов, наоборот, молодцевато выпячивает грудь. Отодвигаю в сторону «новейший образец вооружения» и сажусь на крышку сундука. Что-то ноги побаливают от всей этой беготни.
— Паша, через десять минут приведешь Степана в летнюю кухню. Обращайся с ним вежливо, без рукоприкладства. Это приказ.
Котляков кивает, срывается с места и неожиданно останавливается.
— Товарищ разведчик! Руки хозяину развязывать?
— В кухне развяжешь, — отвечаю я после непродолжительной паузы и машу рукой своим. — Пошли, разговор небольшой имеется.
Пока ждали когда приведут хозяина, подробно рассказал ребятам о том, что завтра произойдет в станице. И как нам необходимо действовать, чтобы исправить ситуацию. Парни моментально поняли всю серьёзность ситуации. Тут же включились в обсуждение моего предложения. Как водится, без споров не обошлось. Но быстро пришли к выводу, что, наши дальнейшие действия будут напрямую зависеть от того, как поведет себя Степан во время разговора.