Тысяча благодарностей, Дживс
Шрифт:
– По моему глубокому убеждению, это просто замечательно, что во время выборов каждая женщина имеет голос, - продолжал я с жаром, и она ответила, как мне показалось, довольно ехидно, что мое одобрение ее радует.
– Когда вы будете его, если так можно выразиться, подавать, горячо вам рекомендую подать его за Медяка Уиншипа, - сказал я.
– На чем основана ваша рекомендация?
Задав этот вопрос, она дала мне прекрасную возможность начать заготовленную речь. Преподнесла, можно сказать, на блюдечке. Я молниеносно пустился в рассуждения и разрекламировал программу Медяка, упомянув о налогах, внешней политике, экспорте,
Я решил нажать на нее - в смысле, прижать к стенке.
– Неужели вы не хотите, чтобы сократились налоги?
– Хочу.
– И чтобы наша внешняя политика пошла в гору?
– Разумеется.
– А экспорт увеличился в два раза, и фунт подбросило вверх? Не сомневаюсь, что хотите. В таком случае голосуйте за Медяка Уиншипа кандидата, который, стоя у кормила власти, поведет Англию к процветанию и счастью и воскресит славную эпоху королевы Елизаветы.
В своем выступлении я придерживался шпаргалки, заготовленной для меня Дживсом. В ней было еще что-то полезное про "державный этот остров" и "сей новый рай земной, второй Эдем" [Шекспир. "Ричард II" (акт II, сцена 1). пер. М. Донского], но это вылетело у меня из головы.
– Согласитесь, что это было бы неплохо, - сказал я.
Секундой раньше мне бы и в голову не пришло, что ее сходство с тетей Агатой может еще усилиться, но теперь она добилась этого потрясающего результата у меня на глазах. Хмыкнув, если не фыркнув, она сказала следующее:
– Молодой человек, не будьте идиотом. "Стоя у кормила власти", ха! Если произойдет чудо и мистер Уиншип победит на выборах, а этого чуда не произойдет, он будет скромным заднескамеечником, чей голос слышен в парламенте, только когда требуется поддержать ораторов из собственной фракции репликами "Правильно, правильно!" или атаковать выступающих от оппозиции репликами "Ближе к делу!" И таким же парламентарием буду я, продолжила она, - если выиграю выборы, что я твердо намерена сделать.
Я моргнул.
– Что-что вы сказали?
– вырвалось у меня, и она разъяснила мне сложившуюся ситуацию или, как выражается Дживс, пролила свет.
– Вы, как я вижу, не слишком наблюдательны. Иначе вы обратили бы внимание, что Маркет-Снолсбери сплошь оклеен плакатами "Голосуйте за Мак-Коркадейл". Хоть и в лоб, но доходчиво.
Не скрою, это был удар, от которого я дрогнул, как осина, если об осине можно так выразиться. Вустеры способны вынести многое, но всему же есть предел. Единственно, о чем я связно подумал, это о том, что вот, надо же, как мне всегда не везет: едва начав агитировать, я с ходу налетел на соперничающего кандидата. А ведь займись Дживс домом №1 вместо дома №2, он, пожалуй, убедил бы мамашу Мак-Коркадейл проголосовать против самой себя.
Если бы Наполеона спросили, как ему удалось выбраться из Москвы, он бы, наверно, ответил не очень вразумительно. Вот и я тоже. Я не помнил, как очутился на крыльце, и нервы мои были в ужасном состоянии. Чтобы восстановить душевные силы, я зажег сигарету и закурил, но тут меня панибратски окликнули, и я ощутил рядом с собой присутствие какого-то инородного
Я холодно взглянул на этого молодца. Зная, что это пятно на роде людском живет в Маркет-Снодсбери. я предвидел возможность нашей с ним встречи, и потому его появление меня нисколько не удивило. Но и не обрадовало. Потрясенный до глубины души встречей с Мак-Коркадейл, я меньше всего был расположен беседовать с человеком, который поджигал дома и замахивался саблей на свою дойную корову.
Он вел себя так же фамильярно, нахально, бесцеремонно, назойливо и непочтительно, как в клубе "Подручный Ганимеда". По-приятельски хлопнул меня по спине и наверняка ткнул бы пальцем под ребра, приди это ему в голову. И не подумаешь, что когда-то в наших отношениях фигурировало холодное оружие.
– Что поделываете в этих краях, голубок?
– спросил он. Я ответил, что гощу у своей тети миссис Траверс, которая живет неподалеку, и он сказал, что знает этот дом, но не знаком со старушкой.
– Я пару раз ее видел. Такая краснощекая бабуля?
– У нее довольно яркий румянец.
– Наверно, от повышенного кровяного давления.
– Или оттого, что она много ездила на охоту. Мороз грубит кожу.
– В противоположность барменше. Она грубит клиенту.
Если он надеялся рассмешить меня своей топорной шуткой, то просчитался. Я был холоден, как публика на дневном спектакле в будний день, и он продолжил:
– Да, вполне возможно. У нее спортивный вид. Надолго вы приехали?
– Не знаю, - ответил я, потому что продолжительность моих визитов к старой прародительнице всегда неизвестна. Все зависит от того, когда она скажет мне выметаться.
– Вообще-то я здесь, чтобы агитировать избирателей за кандидата от консерваторов. Он мой приятель.
Бингли присвистнул. Если раньше он был отвратительно веселым, то теперь стал отвратительно серьезным. Видно, спохватившись, он теперь все-таки ткнул меня пальцем под ребра.
– Вустер, старина, вы впустую тратите время. У него нет ни малейшего шанса.
– Ну да?
– сказал я дрогнувшим голосом. Конечно, это было всего-навсего личное мнение, но убежденность в его тоне на меня подействовала.
– Почему вы так думаете?
– Неважно, почему я так думаю. Можете мне поверить. Будьте благоразумны, позвоните своему букмекеру и поставьте крупную сумму на Мак-Коркадейл. Не пожалеете. Еще придете и будете благодарить меня за подсказку со слезами...
Во время этого формального обмена мнениями в устной форме, по определению толкового словаря из библиотеки Дживса, он, должно быть, нажал кнопку звонка, потому что в этот момент дверь отворилась, и я увидел свою знакомую горничную. Он быстро добавил: "на глазах" и повернулся к ней.
– Миссис Мак-Коркадейл дома, дорогуша?
– спросил он и, получив утвердительный ответ, покинул меня, а я направился домой. Конечно, я должен был и дальше агитировать жителей Ривер-Роу, неся свое слово в дома под нечетными номерами, пока Дживс занимался четными, но сейчас я был не в духе.
Я испытывал беспокойство. Кто-то скажет, если владеет такой лексикой, что, мол, прогнозист вроде человека-прыща Бингли не заслуживает доверия, но он говорил с такой убежденностью, будто где-то что-то проведал, и тут уж я не мог так легко отмахнуться.