Тысяча девятьсот восемнадцатый год

Фейхтвангер Лион

_Солдаты_, смертельно усталые, валяются в изнеможении на тюфяках.

Некоторые чистят форму. Двое играют в карты.

_Томас_ лежит, закрыв глаза.

_Первый_. Я спрашиваю: почему? Я спрашиваю: ради чего? И небо не обрушится. И бог не накажет виновных.

_Второй_. Ну, этого от него не дождешься: бог убрался в Швейцарию.

_Первый_. Но ведь какой-нибудь смысл должен в этом быть.

_Третий_. В кино я видел картину "Оборотень". Знаешь ты, что такое оборотень?

_Четвертый_.

Это - который кровь сосет? Вот вы, Вендт, ведь вы образованный: скажите, бывают на самом деле оборотни?

_Томас_ (лежит неподвижно на своем тюфяке). Чепуха.

_Третий_. Нет, не чепуха. В афише приводится мнение авторитетов.

_Томас_ (про себя). Они верят в оборотня, которого показывают в кино.

_Третий_. До чего жутко было. Одно удовольствие. Возле меня сидела одна кухарка, так она прямо потела от страха. Но я ее так ущипнул, что у нее сразу страх пропал.

_Четвертый_. Кто это воздух испортил? Сил нет!

_Третий_. Ничего удивительного при нашей жратве.

_Второй_. К вони надо привыкать. В братской могиле еще не так воняет. Эй, ты, балагур, спой нам куплеты о свинье и младенце.

_Четвертый_. Я зверски устал. Все кости болят.

_Второй_. Ты разве костями поешь? Или спой нам "Мумия и сыр".

_Третий_. В казарме саперов теперь в ходу такая песенка:

Бог, родина... все ерунда!

Закон войны таков:

Стоим горой за богачей,

Стреляем в бедняков.

_Многие_ (шумно). Замечательно. Очень хорошо.

Стук в дверь.

_Первый_. Пришла дама, которая к Вендту ходит.

_Томас_. Можно ей войти?

_Голоса_. Да. Конечно. Да, разумеется.

_Анна-Мари_ (входит; робко). Здравствуйте! (Подходит к Томасу.) Добрый день, Томас.

_Томас_. Зачем ты пришла?

_Анна-Мари_. Поговори со мной, Томас. Нехорошо будет, если ты со мной не поговоришь.

_Томас_. О чем мне с тобой говорить? Если ты не видишь сама, то слова не сделают тебя зрячей.

_Первый_. Вы слушали, как трепался майор, когда отправляли на позиции третий эшелон?

_Третий_. С души воротит от их красивых речей. Пусть сами подставляют под пули голову, если это такое удовольствие издохнуть за отечество. Велика радость - вместо правой ноги принести домой Железный крест?

_Анна-Мари_. Ты не чувствуешь, как мне страшно, Томас? Неужели ты вытащил меня из воды для того, чтобы я теперь задохнулась?

_Второй_. Выгружали первый эшелон, и вдруг - комбинированная воздушная атака. Троих убило, семерых ранило - еще до того, как они попали на фронт.

_Первый_. Я наверняка буду убит. Трижды мне снилось, будто я еду в каком-то открытом вагоне, лежу и не могу сдвинуться с места, а с обеих сторон на меня сыплется угольная пыль, все сильнее, сильнее. А я никак не могу пошевельнуться.

_Анна-Мари_. Георг Гейнзиус возвратился с фронта. Он бы тебя без всякого труда освободил.

_Томас_. Все та же песня.

_Анна-Мари_. Я предприняла кое-какие шаги. Тебя отпустят. Надо лишь захотеть.

_Томас_. Я не хочу.

_Анна-Мари_. Я кое-что привезла тебе. Шоколад.

_Томас_. Благодарю. У других тоже нет шоколаду.

_Анна-Мари_. Ты можешь дать и другим. Эхо Беттина посылает.

_Томас_ (берет). Беттина? Так.

_Анна-Мари_. Ты не проводишь меня немного? Здесь не поговоришь.

_Томас_ (устало встает). Ты меня мучаешь.

_Второй_. Это жена его или любовница?

_Четвертый_. Не знаю. Но, по-видимому, она ему гекупак.

_Третий_. Не гекупак, а гекуба. Это греческое слово. Означает: "на черта она мне сдалась".

_Четвертый_. Спасибо, господин почтовый ящик.

_Второй_. Только из-за того, что здесь Вендт, они над нами так измываются.

_Третий_. Как странно, что ему не скажешь "ты".

_Четвертый_. "Величие и достоинство служат преградой к сближению" - как сказал Шиллингер.

_Третий_. Ему дьявольски трудно. Но он не увиливает, не жалуется, а стискивает зубы и молчит.

_Первый_. Иногда мне кажется, что он-то и мог бы сказать - зачем, чего ради?

_Второй_. Пока что от него только и есть пользы, что из-за него к нам придираются.

_Совсем молоденький солдатик_ (яростно). Придираются? К вам? Ко мне придираются! Из всей роты только ко мне одному.

_Четвертый_. Погляди-ка. Грудной младенец раскрыл рот. Еще в утробе матери, а уже лопочет.

_Третий_. За что это к тебе придираются, сосунок?

_Молоденький солдат_. Могу вам сказать. За то, что я однажды застал фельдфебеля в офицерском нужнике, когда он там примерял монокль.

_Четвертый_. Вот еще обезьяна, вот еще проклятая образина!

_Второй_. Лезет в офицеры.

_Третий_. А тебе что там понадобилось, в офицерском нужнике?

_Молоденький солдат_. Чистить мне его велели. И вот с тех пор он ко мне придирается. (Кричит.) Не могу я больше. Сил нет. Я застрелюсь. Лучше сразу на тот свет, чем так вот медленно подыхать.

Общее замешательство.

_Второй_. Ну, ну, друг, успокойся.

_Первый_ (раздумывая, тихо). По-моему, надо было бы сказать об этом Томасу Вендту.

_Молоденький солдат_. Вендт сам уже кое-что заметил. Он как-то так взглянул на меня, пожал мне руку. Я понял, что он все знает. Я - из деревни. Хоть разок бы еще взглянуть на поля, на землю, на деревья и небо, а отпуск я не получал ни разу. Никогда. Может быть, в это воскресенье... Да нет, ничего не будет. (Пауза.)