Тысяча и один день (сборник)
Шрифт:
Не переставая чесаться, страдалец покачал головой:
– Не поможет. Мне бы мазь какую…
– Мустафе сказал?
– И ему, и Федору. Вот жду, может, принесут. Сам бы пошел, да они мне говорят: скребешься, мол, громко, демаскируешь…
– Ну жди. На часах сегодня кто?
– До полуночи Звонарев, а потом Варенуха.
– У главного лаза?
– Ну да. Лучшая точка обзора.
Тим раздумчиво пожевал губами. Сказал как бы между прочим:
– Дальний лаз в туман не просматривается…
– Да брось, Тим. Место неудобное, кто туда ночью сунется… Сиди спокойно.
Тим выждал еще минут пять, делая вид, что просто греется. Потом нехотя поднялся на ноги.
– А я все-таки схожу проверю…
Никто не возразил, лишь Шаляй де-Воляй, не переставая скрестись, пожал плечами – делать, мол, тебе нечего, – да Шурка в тысячный раз искал встретиться взглядом. Тим едва заметно кивнул ему: помню наш уговор, и если смогу, тебя инициирую первым, ты свое место в очереди застолбил, не беспокойся…
Фонарик тускло светил – садились батареи. Не напасешься. Штольня-кишка выписывала меандры, как речка. Кое-где под ногами хлюпало, кое-где с потолка капало за шиворот, а в двух местах пришлось ползти на четвереньках. Тим знал путь наизусть и не заблудился бы в полной темноте, но фонарик мог пригодиться впоследствии. Фонарик и дареный нож. Огнестрельного оружия он решил не брать – все равно оно не поможет.
Близ лаза контрастно с затхлой промозглостью катакомб повеяло ночной свежестью и чистой прохладой. Несколько мелких камешков с шуршанием ссыпались вниз, когда Тим протискивался в лаз ощупью, выключив фонарик. Это ничего, не нашуметь бы всерьез… Подняв голову и плечи над слоем тумана, он сейчас же пригнулся. Лес был рядом. Если идти строго на север, через полкилометра будет просека, там надо свернуть направо… А дальше – как повезет.
Внезапно захотелось вернуться. Столь же сильно, как и уйти. Тим стоял, замерев в тумане, до тех пор, пока это чувство не стало ослабевать. Тогда он вдохнул сырой воздух, сделал первый шаг и нырнул в ночь.
Луна еще не взошла, когда он вышел к шоссе. Когда-то оно было шестирядным, но пока действовали лишь две полосы посередине – на остальной части дорожного полотна еще громоздились нерасчищенные кучи маскировочного грунта. Кое-где в эти кучи были вкривь и вкось воткнуты пожухлые елочки.
Наивно до слез… Неужели чужаки не обратили бы внимания на все равно выделяющуюся тонкую линию, перечеркивающую лесной массив? Неужели они приписали бы ее возникновение естественной причине – скажем, приняли бы ее за тропу, протоптанную некими колоссальными животными по дороге на водопой? А какими? Мелковаты тут будут и слоны, и диплодоки…
Какой-то зверь, явно не слон и не диплодок, фыркал и хрустел валежником в лесу. Человек тоже не стал бы так шуметь. Наверное, поблизости слонялся лось, а может, и благородный олень, поднятый с нагретой ночной лежки опасным двуногим существом, пробиравшимся полузаросшей просекой, как будто мало на свете удобных дорог.
Хорошо, что у тебя хватает ума держаться от нас подальше, подумал Тим. Свежая дичина вместо просроченных консервов с ограбленных складов и реквизированных сухпайков – это же песня! Кто устоял бы? Чтобы беречь охраняемую законом природу, надо как минимум быть охраняемым законами самому…
Ночного движения на шоссе почти не было. Укрывшись за кучами грунта на повороте, где водители притормаживали, Тим пропустил два мобиля и, решительно подняв руку, вышел на асфальт перед медленно ползущим контейнеровозом.
Заскрипели тормоза. Шофер, конечно, видел, что его останавливает не патруль, но все же грузовик встал, а дверца кабины распахнулась. Все было правильно. Решающее значение имеет не та рука, которой голосуют, а другая, многозначительно спрятанная за пазухой куртки. Лучше не рисковать, авось пронесет.
– Подвезти, что ли? – преувеличенно дружелюбным голосом осведомился труженик баранки. – Садись. Ты один?
Тим кивнул, залезая в кабину. Хлопнула дверца, старый грузовик зарычал, задребезжал и неохотно тронулся.
– Тебе докуда? Учти, перед въездом в Москву пост. Шмонают.
– Сильно?
– Порядочно. И еще нюхают одежду, не брезгуют, представь себе…
– Вот за километр до поста и высадишь.
– Понимаю. – Шофер принужденно хохотнул. – Самоволка, что ли? За самогонкой послали?
– Точно.
Легенда была обговорена. Шофер повел носом, показывая, что учуял запах дыма, но ничего не сказал. Нет, он вовсе не помогал «лесному брату», он просто подвез мелкого правонарушителя. Так он и скажет, если его заставят признаться. И будет честно хлопать наивными глазами… Дымом?.. Клянусь Первоматерью, не пахло! Да у меня вообще насморк! А что у того типа грязь и борода, то какой эксмен нынче не грязен и не бородат? Когда им мыться и бриться-то? Отпахал смену – пожрал через силу – упал…
Древний грузовик наконец-то набрал скорость. Больше сорока километров в час он не давал, но Тим и не желал ехать быстрее. Всегда надо оставлять лазейку, и если вдруг придется телепортировать из кабины на обочину, вовсе незачем ломать кости.
Страховка на самый крайний случай. Телепортировать без веской причины, раскрываясь перед первым встречным, да еще законопослушным трудягой, Тим не собирался.
Выйти перед постом? Пожалуйста. Но пробраться в Москву все равно надо. Сначала – в Москву. До скромного пригородного коттеджа, принадлежащего Департаменту федеральной безопасности, доведет только зрительная память. Она напомнит, как тогда… с Иолантой… Она подскажет путь.
Будет досадно, если не удастся вернуться в штаб-квартиру этой же ночью… а скорее всего не удастся! Ночь коротка. Тогда – если все обойдется – придется отлежаться днем в какой-нибудь норе, а то и просто в лесу…
Еще смотря как повернется дело. А если Безухов и Шпонька все же ошибаются, если в том коттежде действительно ждет мама? До сих пор ждет?
Скрипнули зубы. Не будет покоя, пока не проверю… Пусть там ловушка, пусть. Обману. Прорвусь. Проползу.
– Иона, – представился шофер. – Иона Бонд. Тебя, понятно, о фамилии не спрашиваю.