Тысяча и один день
Шрифт:
– Основных – три. Воспринять тебя как второго подопечного. Доставить тебя в нашу систему для изучения. Изучить здесь и ликвидировать.
Очень мило. Крыса-мутант. Интересный объект для вскрытия.
– Когда ты решишь?
– Не знаю. Я думаю.
– Покажи мне нашу эскадру, – прошу я. Часть «стены» делается прозрачной. Солнце – яркая горошина. Правее и выше – россыпь медленно тускнеющих точек. Это не звезды.
– Приблизить?
– Нет, не надо. – Мотаю головой.
Они уходят. Часть Четвертой эскадры все же уцелела в бойне и теперь будет долго тащиться до Цереры. Ни пуха вам, ребята. А ты, Мардж, береги себя и то, что в тебе…
– Ты
– Ситуация доведена до сведения других особей, поддерживающих то, что ты называешь барьером. Принятие общего решения потребует значительного времени. Мы никогда не торопились, поэтому и успели так много.
– А если Земля сгорит раньше, чем вы примете свое дурацкое решение? – рычу я.
– Возможно, так и произойдет, – бесстрастно соглашается корабль. – Устранение проблемы избавит нас от необходимости принимать решение.
– А тебе не кажется, что ты сволочь?
Она молчит. Нянька не может быть сволочью. Любые ее действия по тетешканью неразумного младенца оправданны.
Погано-то как…
Я сижу на мягком полу во внутренней камере живого звездолета и уже не знаю, что мне делать. По-прежнему три «же», и я бы лучше лег, но противно прикасаться всем телом к этому… к этой… Брезгливо как-то.
А барьер по-прежнему движется к Земле – вернее, это Земля, увлекаемая Солнцем, несется на него, но какая разница? Не повезло человечеству, его светило выбрало не ту орбиту… А если все же случится чудо и Земля уцелеет – изменится ли на ней что-нибудь?
И главное – ТАМ ничего не узнают ни о том, чем же все-таки окончилась операция «Эгида», ни о том, что…
– Первоматерь! – Я хлопаю себя по лбу. Олух! Осел! Эксмен безмозглый!
– Тебя что-то тревожит?
– Да! – ору я так, что обморочный Двускелетный вздрагивает. – Я забыл на Ананке свои записи! Они должны были попасть на Землю!
– Необходимость в передаче знаний?
– Да!
– Попытаюсь. Не мешай.
– Что-о?!
Тишина мне ответом. Лишь скребут о панцирь лапки Двускелетного. Наверное, он и впрямь оживет, прочные они.
Хорошо иметь два скелета.
Проходит, наверное, не меньше часа, прежде чем корабль нарушает молчание:
– Можешь поговорить.
– С тобой? Еще успею…
– Я нашел и скопировал личность того, о ком ты подумал в первую очередь, – любезно сообщает мне мое чудовище. – Сейчас передаю ему то, что у тебя в голове. Потом отошлю его обратно.
В мягкой живой стене бледнеет прямоугольник, и я догадываюсь, что это имитация экрана, лишь тогда, когда на нем появляется знакомое лицо. С минуту виртуал Войцех Вокульский изучает меня с ироническим прищуром, затем его губы раздвигаются в улыбке, и он произносит:
– Здравствуй, Тим.
– Здравствуй…
– Ты видишь, они нашли для себя хоть какую-то цель, – говорит он совсем не то, что я от него жду. – Пусть даже чужую цель, пусть всего лишь суррогат, цели…
Я молчу.
– И на Земле очень многим кажется, что цель давным-давно найдена: жить. Просто жить. Вся наша цивилизация построена на этом принципе: продлить себя в бесконечность, а там будь что будет. Но это ошибка.
Я жду. Что он еще скажет?
– А мы, Тим? Можем ли мы предложить что-то еще? – спрашивает он, и я понимаю: вопрос не риторический, Вокульский не знает ответа и в надежде получить его хватается даже за такую тонкую соломинку, как я.
И я не знаю, что ответить.
ЭПИЛОГ
– Прочитал? – шепотом спросил старший регулировщик Лев Лашезин, не прекращая ковырять отверткой в начинке блестящего, со следами свежей фрезеровки блока, по причине вычурной формы в простоте именуемого «сбоку бантиком». Долгое время сборочный конвейер лихорадило: то выявлялась вдруг некачественность комплектующих, то портачили недавно набранные монтажники, то дубина-токарь, переученный почему-то из поваров, умудрился нарезать дюймовую резьбу вместо метрической и испортил больше сотни готовых корпусов, пока не загремел под трибунал, иногда с конвейера каким-то чудом все же сползали три-четыре блока, но лишь для того, чтобы вконец издергать регулировщиков, отчаявшихся добиться от «сбоку бантиков» приемлемых характеристик, блоки отправлялись на перемонтаж, и все начиналось сначала, шарашка стояла на ушах, остервенившееся начальство орало и карало, грозя расстрелом, лесоповалом или базой на Церере, и некоторых уже забрали прямо с рабочих мест, объявив саботажниками, потом начинало сулить чуть ли не амнистию оставшимся, если в течение трех дней удастся отладить производство… в три не в три, конечно, но отладили, и стало легче всем, даже регулировщикам. «Сбоку бантики» пошли потоком. Конечно, двенадцатичасовая смена перед клетчатым экраном, на котором корчатся капризные кривые, отнюдь не сахар, как не подарок и воспаленные от перенапряжения глаза, и фурункулез кистей рук, редко вынимаемых из излучающего блока, и плановое задание в десять блоков за смену изволь выполнить, если не хочешь уменьшения пайка, – но это уже буднично, это размеренная езда, нормальная производительная жизнь эксмена, а не суматошная имитация деятельности в предынфарктном состоянии под ор и угрозы.
Мало кого на участке регулировки интересовало, успеет ли новая усовершенствованная капсула «Жанна дАрк» пройти за оставшиеся месяцы цикл испытаний, удастся ли собрать из них хотя бы одну эскадрилью и насколько эффективным окажется новое изделие в бою, – мысли работающих полностью поглощались «сбоку бантиками» – усилителями сигнала для радиолокаторов капсул. Десять в смену на каждого, не меньше. Успеть. Лучше – больше.
Гриша Малинин, молодой техник, сидящий по правую руку от Лашезина, вынул из блока щуп, отвел глаза от экрана и несколько раз с усилием моргнул.
– Этот никак, – сообщил он несколько виноватым тоном. – Не хочет строиться, зараза. На нижней границе прилично, а наверху вон какой завал. Хоть разорвись.
– Плюнь, – посоветовал Лашезин. – Возьми другой, а этот отложи, я потом покопаюсь, если время останется.
– Может, на перемонтаж?
– Все бы тебе на перемонтаж… А ты добейся. Да, гнусный блочок, не спорю, на коленке сделан, скороспелка, да еще бабская наполовину… а ты все равно добейся своего! Слабо?.. Ладно, клади его сюда.
– Спасибо, дядя Лева.
– Если время будет, я сказал… Так ты прочитал или нет?
Гриша блудливо вильнул глазами вбок – начальница участка регулировки находилась в дальнем конце зала, где, судя по всему, стояла над душой лопоухого новичка, только вчера пташкой выпорхнувшего из училища ускоренным выпуском. Новичок ужасно суетился и втягивал голову в плечи.
– Прочитал, – шепнул Гриша. – Откуда это?
– От Вероники. Три дня как пришло по эстафете. Вроде он побывал там, Вероника, я имею в виду, и вроде даже говорил с Тимом. Как, почему – не понимаю.