Тысяча и одна ночь

Автор неизвестен

Этот месяц, склоненьем сводящий с ума. Он нисходит во гневе, как вони с холма. Красотой покоряет он войско свое, А в бою его стан — золотое копье, Если б сердце его стало нежным, как стан, Он возлюбленную обижать бы не стал. О, жестокость и нежность — его красота, Хоть бы эти два свойства сменили места! Пусть простит меня тот, кто корит за любовь. Ты взирай на него, мне же гроб уготовь.

И Hyp ад-Дин, услышав слова девушки и ее дивно нанизанные стихи, наклонился к ней в восторге, и он не владел умом от сильного удивления. А потом он произнес такие стихи:

Мечтал о ней, равнял ее с рассветом, Но жар лучей спалить меня готов. Хотя бы обратилась к нам с приветом, Хоть позвала бы кончиком перстов. Пред красотой теряясь поневоле, Меня спросил хулитель красоты: «Безумцем стал не из-за нее ли?» И я ответил: «Правду молвишь ты». Безжалостнее, чем стрела прямая, Она пронзила все, чем был я жив, И вот лишился сердца и ума я, Я одинок, и слаб, и несчастлив.

И когда Hyp ад-Дин окончил свои стихи, девушка удивилась его красноречию и тонкости и, взяв лютню, ударила по ней самыми лучшими движениями и снова перебрала все напевы, а потом она произнесла такие стихи:

О жизнь души моей, клянусь! Лицом твоим клянусь! Пусть я отчаюсь, от своей любви не откажусь! Когда покинешь ты меня — со мною образ твой, Уйдешь, но память о себе не унесешь с собой. Ты, наполняющий мой взгляд печалью, — знай, что я Не захочу другой любви, я навсегда твоя. Твои ланиты слаще роз, твоя слюна — вино. Ужель мне чашу на пиру испить не суждено?

Hyp ад-Дин пришел от декламации девушки в величайший восторг и удивился ей величайшим удивлением, а потом он ответил на ее стихи такими стихами:

Только глянет в темный небосвод, Полная луна на нем затмится, Лишь глаза к восходу возведет, Меркнет ясноглазая денница. Ты взяла бы слез моих поток И рассказ о страсти оросила. Ей твержу: «Не торопись, стрелок! Ты и так мне сердце поразила!». Нил мел ее слез моей любви, И твоя любовь подобна лести. Молвит: «Золото отдай!» — «Возьми!» «Сон отдай!» — «Возьми с очами вместе!»

И когда девушка услышала слова Hyp ад-Дина и его прекрасное изъяснение, ее сердце улетело, и ум ее был ошеломлен, и юноша завладел всем ее сердцем. И она прижала его к груди и начала целовать его поцелуями, подобными клеванью голубков, и юноша тоже отвечал ей непрерывными поцелуями, но преимущество принадлежит начавшему прежде. А кончив целовать Hyp ад-Дина, девушка взяла лютню и произнесла такие стихи:

Горе мне, горе от брани того, кто хулит. Я в беспокойстве, я жалуюсь — сердце болит. Я и не думала, что униженье найду В той любви, что написана мне на роду. Страстью к себе ты влюбленную поработил, Сердце в мишень для хулителя ты превратил: Я осуждала сошедших от страсти с ума, Я их прощаю, я стала такою сама. Если со мной разлучится, кого я люблю, «Боже, верни поскорее его!» — возоплю.

А окончив свое стихотворение, девушка произнесла еще такие стихи:

Молвит влюбленная: «Ведай, владыка миров, Влага из уст его сладостью нас не поила!» И отвечает владыка: «Он мною таков Создан: и нем все совершенство, и слава, и сила».

И Hyp ад-Дин, услышав от этой девушки такие слова и нанизанные стихи, удивился красноречию ее языка и поблагодарил ее за изящество

и разнообразие ее речей, а девушка, когда услышала похвалы Hyp ад-Дина, поднялась в тот же час и минуту на ноги, и сняла с себя бывшие на ней одежды и украшения, и, обнажившись, села Hyp ад-Дину на колени, и стала целовать его между глаз и целовать родинки на его щеках. Она подарила ему все, что было на ней…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Когда же настала восемьсот шестьдесят девятая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что девушка подарила Hyp ад-Дину все, что на ней было, и сказала: «Знай, о возлюбленный моего сердца, что подарок — по сану дарящего». И Hyp ад-Дин принял от нее это и затем возвратил ей подарок обратно и стал ее целовать в рот, щеки и в глаза, а когда это окончилось (вечен только живой, самосущий, наделяющий и павлина и сову!), Hyp ад-Дин поднялся со своего места и встал на ноги, и девушка спросила его: «Куда, о мой господин?» — «В дом моего отца», — ответил Hyp ад-Дин. И сыновья купцов стали заклинать его, чтобы он спал у них, но Hyp ад-Дин отказался и, сев на своего мула, поехал, и ехал до тех нор, пока не достиг дома своего отца.

И его мать поднялась для него и сказала: «О дитя мое, какова причина твоего отсутствия до этого времени? Клянусь Аллахом, ты расстроил меня и твоего отца своим отсутствием, и наше сердце было занято тобою!» И затем его мать подошла к нему, чтобы поцеловать его в рот, и почувствовала запах вина, и воскликнула: «О дитя мое, как это, после молитвы и набожности, ты стал пить вино и ослушался того, в чьих руках творение и повеленье!»

И когда они разговаривали, вдруг пришел его отец, и Hyp ад-Дин бросился на постель и лег. «Что это такое с Hyp ад-Дином?» — спросил его отец. И мать его сказала; «У него как будто заболела голова от воздуха в саду». И тогда отец Hyp ад-Дина подошел к нему, чтобы спросить, что у него болит, и поздороваться с ним, и почувствовал от него запах вина. А этот купец, по имени Тадж ад-Дин, не любил тех, кто пьет вино, и он сказал своему сыну: «Горе тебе, о дитя мое, разве твоя глупость дошла до того, что ты пьешь вино?!» И, услышав слова своего отца, Hyp ад-Дин поднял руку, будучи пьян, и ударил его, и, по предопределенному велению, удар пришелся в правый глаз его отца, и он вытек ему на щеку, и отец Hyp ад-Дина упал на землю, покрытый беспамятством, и пролежал без чувств некоторое время. И на него побрызгали розовой! водой, и он очнулся от обморока и хотел побить Hyp ад-Дина, но его мать удержала его. И Тадж ад-Дин поклялся разводом с его матерью, что, когда настанет утро, Hyp ад-Дину обязательно отрубят правую руку.

И когда мать Hyp ад-Дина услышала слова его отца, ее грудь стеснилась, и она испугалась за сына. Она до тех пор уговаривала его отца и успокаивала его сердце, пока Тадж ад-Дина не одолел сон, и, подождав, пока взошла луна, она подошла к своему сыну (а его опьянение уже прошло) и сказала ему: «О Hyp ад-Дин, что это за скверное дело ты сделал с твоим отцом?» — «А что я сделал с моим отцом?» — спросил Hyp ад-Дин. И его мать сказала: «Ты ударил его рукой по правому глазу, и он вытек ему на щеку, и твой отец поклялся разводом, что, когда настанет утро, он обязательно отрубит тебе правую руку». И Hyp ад-Дин стал раскаиваться в том, что из-за него произошло, когда не было ему от раскаянья пользы, и его мать сказала: «О дитя мое, это раскаянье тебе не поможет, и тебе следует сейчас же встать и бежать, ища спасения твоей души. Скрывайся, когда будешь выходить, пока не дойдешь до кого-нибудь из твоих друзей, а там подожди и посмотри, что сделает Аллах. Он ведь изменяет одни обстоятельства на другие».

И потом мать Hyp ад-Дина отперла сундук с деньгами и, вынув оттуда мешок, в котором было сто динаров, сказала сыну: «О дитя мое, возьми эти динары и помогай себе ими в том, что для тебя полезно, а когда они у тебя выйдут, о дитя мое, пришли письмо и уведоми меня, чтобы я прислала тебе другие. И когда будешь присылать мне письма, присылай сведения о себе тайно: может быть, Аллах определит тебе облегчение, и ты вернешься в свой дом». И потом она простилась с Hyp ад-Дином и заплакала сильным плачем, больше которого нет, а Нур ад-Дин взял у матери мешок с динарами и хотел уходить. И он увидел большой меток, который его мать забыла возле сундука (а в нем была тысяча динаров), и взял его, и, привязав оба мешка к поясу, вышел из своего переулка. И он направился в сторону Булака [157] , раньше чем взошла заря. г.

157

Булак— предместье средневекового Каира.