Тысяча миль в поисках души
Шрифт:
Русских здесь помнят. На острове Кадьяк есть музей Баранова. Там же в летнем театре под открытым небом каждый год в августе играют «историческую драму из жизни знаменитого губернатора Русской Америки».
Русские самовары старинной работы сверкают начищенной медью в витринах многих магазинов Анкориджа. С конфорки свисает табличка с инструкцией: куда наливать воду, куда сыпать угли, как избежать угара. Самовары кичатся многочисленными призовыми медалями, оттиснутыми на медных боках, и своим знатным происхождением. У каждого своя легенда. Таблички поясняют, что вот из этого будто бы баловался чайком сам царь Петр. Другой будто бы был привезен на Аляску лейтенантом Алексеем Чириковым. Третий будто бы стоял во дворце Александра Баранова в городе Ситка.
Соответственно и цены на исторические самовары зависят от «происхождения».
У Джеймса, преподавателя истории в одной из школ Анкориджа, самовар — семейная реликвия. Достался самовар ему от деда, потомственного, если можно так выразиться, аляскинца. А деду — от прадеда, который получил его в подарок от своего русского друга.
Прадед Джеймса служил в русско-американской компании, которую возглавлял Александр Баранов. Из поколения в поколение хранится в семье Джеймса глубокое уважение к имени этого русского человека, талантливого дипломата и умного хозяйственника.
— Я веду курс истории в старших классах, — говорил мне Джеймс, — и всегда рассказываю ученикам о том, какими друзьями были американцы и русские на Аляске, как они сотрудничали и помогали друг другу. Знаете, оглянуться назад бывает совсем не вредно. Есть у нас люди, которые хотели бы, чтобы американцы забыли о том, что русские поддерживали нашу борьбу за независимость в XVIII веке. В начале XIX века Россия была единственной великой державой, дружески расположенной к Соединенным Штатам. Россия на дипломатической арене помогла нам во время англо-американской войны в 1812–1814 годах. А когда нам стала угрожать английская интервенция в 1863 году, русские послали в Нью-Йорк и Сан-Франциско свои военные эскадры.
В доме Джеймса, а также во время бесед с журналистами Анкориджа я почувствовал, что на Аляске гораздо острее, чем в «нижних» штатах, воспринимают развитие нынешних американо-советских отношений. Есть и здесь, разумеется, люди, которым любое просветление на международном горизонте как нож в сердце. Но большинство за то, чтобы отношения между двумя великими державами улучшались.
— Где-нибудь в Техасе можно забыть, что США и Советский Союз — соседи, — сказал Джеймс. — На Аляске мы этого не забываем.
С Джеймсом я познакомился, когда искал дорогу в исторический музей Анкориджа. Было это в одном квартале от главной улицы города. Я потому упоминаю о главной улице, что Джеймс копал у себя в огороде картошку. Понимаете: главная улица шумит в двух шагах, а тут человек какими-то изогнутыми вилами спокойно и с видимым наслаждением копает картошку. И вокруг ярким пламенем полыхают ветки рябины. Такого в городах «нижних» штатов, конечно, не увидишь.
Так вот, седой высокий человек в стеганой куртке оперся на свои вилы, объяснил дорогу в музей. А когда узнал, что я из Советского Союза, рявкнул:
— К черту музей! Нэнси! Нэнси! К нам в гости пришел русский!
На крылечко выпорхнула из комнаты встревоженная Нэнси, легонькая, сухонькая в синем передничке и с седыми волосами, накрученными на розовые бигуди.
— Боже мой, Джеймс, — запричитала старушка. — Как ты меня напугал! Я подумала, что медведь откуда-то взялся. Едва винтовку со стены не сорвала.
Пока Джеймс хохотал и по-приятельски хлопал меня по спине, Нэнси куда-то исчезла и вернулась в сопровождении двух соседей. Посещение музея пришлось отложить.
Джеймс сам развел самовар. Он знал, куда сыпать угли и куда лить воду. Инструкции, которые я видел на витринах магазинов, не для него, а для тех, кто сравнительно недавно переселился на Аляску из какого-нибудь там Канзаса или Висконсина. И для тех парней с военно-воздушных и военно-морских баз, которых на Аляске немало. Кроме авиации и флота, тут расквартированы довольно крупные армейские силы.
Тем временем Нэнси показывала мне семейные фотоальбомы с пожелтевшими карточками, на которых усатые, бравые мужчины с винтовками в руках небрежно попирали ногой медвежьи туши; другие усатые, но изможденные мужчины в засаленных фетровых шляпах, присев на корточки у ручья, промывали в медных тазиках речной песок, по-видимому, в надежде найти крупицы золота. Еще какие-то мужчины с белыми от инея усами и бородами держались за спинку саней, в которые были впряжены восемь пар остроухих эскимосских собак.
И еще там была такая фотография: высокие заснеженные горы, несколько избушек в долине и длинные темные цепочки людей, тысяч людей, узенькими ручейками текущие по склону горы к избушкам. Это золотоискатели, хлынувшие на Аляску в последние годы прошлого века.
— Весной 1898 года в этом месте, — пояснил Джеймс, — под снежным обвалом в течение всего лишь нескольких минут погибло около 600 искателей счастья.
Но движение на Аляску продолжалось. Воротами на Аляску был Сиэтл. Не случайно набережная в Сиэтле называется «Аляскинский путь». Здесь был перевалочный пункт для тех, кто уходил в поисках счастья в «белое безмолвием. Бронзовая доска, привинченная к бетонному парапету набережной, гласит: «Историческое место. В 1897 году здесь была выгружена первая знаменитая тонна золота — началась золотая лихорадка на Аляске».
Когда-то через Сиэтл шла торговля США с Россией. Вообще-то русские исследователи и охотники бывали в этих местах еще задолго до того, как возник Сиэтл. Об «этом свидетельствуют исторические документы и кое-где сохранившиеся остатки русских поселений. «Хотя испанцы еще раньше плавали вдоль берегов нынешних штатов Орегон и Вашингтон, а также Канады, им это мало что дало, — пишет американский историк Джон Бэйклесс. — Тем временем русские мореплаватели Витус Беринг и Алексей Чириков в 1741 году достигли северо-западных берегов Нового Света, а Беринг, возможно, спускался на юг до широты 46 градусов».
Сиэтл — это имя индейского вождя, племя которого обитало в крайнем северо-западном углу нынешней территории Соединенных Штатов Америки. Примерно 120 лет назад здесь возник поселок белых пришельцев. Индейцы встретили «бледнолицых братьев» очень радушно. В честь гостеприимного вождя поселок из 24 бревенчатых избушек назвали Сиэтлом. Что потом стало с индейцами — в Сиэтле вспоминать не любят. Во всяком случае, вблизи современного Сиэтла, города с почти полутора миллионами жителей, нет индейской резервации: некого резервировать.