Тысячелетняя любовь Рашингавы
Шрифт:
– Разрешите проводить. Вам уже объясняли важность зелёной линии?
Колени Циннии Марии подгибались, встать ровно и пойти у неё получилось не сразу, и только с помощью принца. Она ещё некоторое время сонно хлопала глазами и только потом переспросила про зелёную линию. Услышав объяснение, она вспыхнула от удовольствия:
– Все это ради меня? Какая прелесть!..
– Как вам первый рабочий день?
– Он уже закончился?
– Судя по вашему состоянию – да.
– Как мило с вашей стороны. Меня усыпили все эти сложности. Господин Мока, конечно, очень старался донести до меня всё, но когда он ударился в детали…
– Надеюсь, не те, о которых я предупреждал?
– Ну…
– Остаётся только надеяться… мы увидимся с вами послезавтра вечером?
– Почему вы спрашиваете? Мы, казалось, договорились.
– Вас не пугает риск?
– Моя глупость и ваша предусмотрительность кажутся мне абсолютной защитой, если вы о том, что меня схватят. Я лишь обеспокоена, что не подойду вам. Пока что я не составила никакого представления о работе ваших служащих. Совершенно ясно лишь то, что между мной и вашими учёными гигантская пропасть. Гигаа-а-антская! Скажите… что заставляет их заниматься всем этим?
– Не что, а кто.
– Вы? Но они кажутся действительно увлечёнными.
– Я даю понять, что достижения ума ценю превыше всего. И это бы не давало такого эффекта, если бы Мока, Анхе и другие не выросли под моей опекой, в лоне культуры и традиций, насквозь пропитанных моими воззрениями, – Рицка ощущал, что всё время говорит длинно и долго, и говорит не о том и не так. Но Цинния Мария слушала, ласково и лукаво поблескивая глазами в полутьме длинного коридора, через который они проходили.
– То есть вы сказали, что красное – чёрное, и в вашем пределе все теперь так и думают?
Рашингава испытал лёгкое чувство благодарности к ней – она не только действительно слушала, но ещё и поняла о чём речь.
– Я довольно долго повторял, – мягко пояснил он.
Смех. Смеётся. Девушка смеётся. Чудо! Хочется поцеловать эту головку, набитую странностями. Невероятное в ней сочетание: то блеснёт сообразительностью, то прибедняется вялостью ума. И впервые за века женщина смеялась его шутке. Может, она рождена для него?
Издали увидев паланкин, Рицка замедлил шаг. Отпускать девушку не хочется, но вернуть назад по адекватным причинам не выйдет. "Проводить" её до дома Левенхэма? Нет, она сразу поймёт, что он увлёкся слишком сильно.
– Надеюсь, завтра для нас обоих промелькнёт одним мгновением, – проговорил Рашингава и тут же понял, что его занесло. Да, он надеялся, но рано говорить об этом… так.
Цинния Мария не посмотрела на него с неудовольствием или непониманием. Просто улыбнулась, заглянув в глаза. На такой ноте Рашингава предпочёл закончить разговор и посадить леди в паланкин. И постарался вообще больше ничего не говорить, чтобы не испортить того, что есть.
Глава 2. Не время мечтать
Едва Мария вошла в служебное крыло, как её окружили товарищи и забросали вопросами. Усадили, налили ей кофе и выслушали сначала ответы о работе. Затем, собравшись с мыслями, Мария стала рассказывать свои впечатления о пределе:
– Коридоры, лестницы, колодцы, гигантские залы-пещеры, потом опять коридоры и коридоры. Сумрачные и ярко освещённые, пересекающиеся и расходящиеся во все стороны, с резным камнем, мозаикой, с панелями из металла, со стеклянными, шёлковыми, плетёными перекрытиями. С фонтанами, бассейнами, водопадами. И цветы я там разные видела, как, говорят, у принца Ханта растут. И… красиво. И… перевёртыши там, правда, ходят по потолкам и стенам. Они очень необычно одеты. Куда, знаете, роскошнее, чем здесь, в городе. Но, конечно, эти их наряды очень-очень странные. Они специально прицепляют всякие длиннющие украшения, чтобы они свисали к низу. Можно подпрыгнуть и дёрнуть кого-нибудь за такую штуку. Так хотелось!.. А сам принц Рашингава одет куда скромнее многих. Как будто его лично мало что касается.
– Принц Рашингава? А он такой страшный всё время?
– Он не страшный. То есть это, как бы, маска. Я сразу почувствовала, что он не такой, каким кажется, а потом он сам мне сказал, что всё это специально наведено, чтобы никто лишний к нему не лез. Он очень занятой господин. Не проходит и четверти свечи, чтобы к нему кто-нибудь не подошёл с вопросом.
– А наследники? У него наследники красивые?
– Из тех, кого я видела… они – да, красивые. Более чем. Высокие и стройные, держатся так, словно сами – принцы империи. Но это ещё не всё. Они… обаятельны сами по себе. И все, абсолютно все, увлечены наукой. Чувствуется, что это – главное в их жизни. Слушаешь вот одного такого и зачаруешься, с какой страстью и любовью он говорит о всяких там штуках, которые изучает. И, странно, все вели себя со мной как с равной. Меня это удивило. Но, может, они брали пример с Рашингавы. Он тоже удивительный. Дал понять, что меряет всех по их уму, но со мной обращался хорошо даже после того, как я признала, что ничего не понимаю во всей этой их исследовательской ерунде. Я думала, он будет взбешён моей тупостью, но он как будто всего этого от меня и ожидал. И считал, что это для меня нормально. И пригласил ещё раз встретиться. То есть, он… понимаете, да? Я его устраиваю… Я!
– И сколько ты будешь у него там работать?
Мария отвечала на вопросы снова и снова, и скоро поймала себя на том, что сводит почти любой ответ к личности принца. Она постаралась не покраснеть под понимающими, слегка насмешливыми взглядами коллег-сервов. Они тоже уже догадались, насколько она впечатлена.
Перед сном она некоторое время раздумывала, чем же таким её поразил принц Рашингава. Никаких невероятных деталей по отдельности вспомнить не смогла. Вспомнила только своё понимание того, что перед ней стоит очень значительное существо. А ещё этот необычный, приятный, притягательный аромат, когда проснулась и оказалась в его руках. Пришлось сделать вывод: всё дело скорее в титуле… и немножко в запахе.
Встреча в последний день недели произошла там же, в лаборатории. Принц слегка улыбнулся, когда увидел её. Неужели она нравится Рашингаве?
Тем не менее, он снова оказался ужасно занят и жестом, издали, предложил ей занять то же кресло, что и в прошлый раз. Но в этот раз не забыл о ней и подошёл, как только освободился.
На нём была светло-серая, свободная, явно рабочая роба. Ближе к правому боку на плотной ткани красовалось зеленовато-жёлтое пятно, растёкшееся к низу. Он вообще выглядел недостаточно опрятно. А, может, это только сегодня она, освоившись и окончательно осмелев, заметила и очень густые, но слипшиеся, взлохмаченные и спутанные волосы, и то, что его руки вымазаны в чёрной туши, и то, что перламутр желтоватой помады на губах съеден слева заметнее, чем справа.
Рашингава опустил голову, и Мария увидела, как он прячет свои руки, натягивая рукава до самых пальцев. Древнейший смутился?
Он расспрашивал её о работе в доме графа Левенхэма. О том, что было для неё тяжело, что – ужасно. Мария посчитала, что вполне можно вести неторопливые беседы с принцем, если он заплатит за них, но забыла спросить об этом. Когда она рассказала о чистке ковров и о том, как это сказывается на её руках, он вдруг перевёл разговор:
– У меня есть чертёж компактного механизма, который смог бы почистить ковры в доме графа вместо вас. Однако, произвести такой механизм в ближайшее время я смог бы только в том случае, если бы заводы вроде вашего не закрывались бы. Обидно, не правда ли?