Тысячелетняя любовь Рашингавы
Шрифт:
– А что случилось-то? – поинтересовалась Пуи-Пуи. – И почему?.. Мария была с нами, когда пожар начался.
– Она была с нами, когда город уже начал превращаться в гигантский костёр, – возразила Фаруги. – Так ты была там, когда всё начиналось?
– Нет. Когда я уходила из Хорнитэля…
– Ты была в Хорнитэле? – словно простуженным голосом переспросил Теодор Агвельт.
– Да, мы обедали там с принцем Рашингавой. Это была его идея. Я ушла первой и ничего ненормального не видела. А тут граф вызвал меня к себе и сказал,
– Так, а чего вы тогда говорите? – нахмурилась Фаруги, ополчившись против дворецкого. – Мария здесь ни при чём.
– Но…
Мария решила сказать первой. Всё равно интересующийся слухами и новостями Сануф наверняка подслушивал.
– Просто в метакартных журналах написали, что император вызвал Рашингаву для разъяснений. И граф тут же подумал, что… ну, что я наговорила принцу гадостей, он разозлился, и… сжёг ресторан. Но он не стал бы такое делать. Он совсем не такой. Он очень уравновешенный.
– То есть ты ничего…
– Мария отказала принцу прямо перед пожаром, – просветил всех Сануф. – Я думаю, принцу империи ранее никогда не отказывали.
Все взорвались вопросами и восклицаниями:
– Ты отказала ему?
– Что, правда?
– А что именно он предложил?
– О, да, помните, какой он был, когда пришёл сюда? Такой тип действительно мог сжечь полстолицы в отместку за отказ.
– Но Хорнитэль – не мой! – возразила Мария. – Это совсем нелогично.
– Гнев тоже штука нелогичная, – возразил Агвельт. – Всё сходится. Мне тоже хочется спалить тут всё, когда вы, безрукие, роняете тарелки с едой.
– Но, вы же не…
– Разница между мной и принцем империи, однако, огромна, и он вполне может позволить себе то, что не могу я.
– Что верно – то верно.
– Интересно, как император накажет Рашингаву, – протянул Сануф, и Мария тяжело сглотнула. Если всё это правда, и Рашингава действительно сделал это сам, то император обязательно об этом узнает, допросив принца с помощью крылатых.
– Хорошо, что вы не согласились на предложение Рашингавы, к чему бы он вас не склонял, – сказала умудрённая опытом экономка, Фриндлей. – Представьте, что из-за какой-нибудь глупой ссоры могли бы пострадать именно вы.
– Да, хорошо, – кивнула Мария и снова судорожно, с трудом сглотнула. Она снова припомнила то ощущение, которое испытала в руках Рашингавы. Пожираемые заживо наверняка испытывают в тысячу раз больше боли и ужаса, но от этого впечатление не изменилось.
Но вот первый поцелуй был хорош. Почему потом всё так сильно переменилось?
Глава 3. Дочери
– Слухи всё равно распространились, – осторожно сказал герцог Нинио, медленно подходя к отцу и останавливаясь в трёх шагах. Взгляд Рашингавы обращён к ночному Ньону. Со смотровой башни верхнего дворца предела вид изумителен. Городская стена отстоит на пять с четвертью тысяч шагов, но столица всё равно хорошо видна с этой точки.
Только что Рицке сообщили о самоубийстве одной из полнокровных. Она приходилась правнучкой принцу. И звали её Миранда. А Нинио так некстати вырывал его из пучины мыслей о случившемся.
– И?
– Император прямо сказал, что хочет видеть её, – сказал Нинио. – Ту девушку. Такие случаи всегда вызывают любопытство.
– Да, – только и сказал Рицка, сообразив, о чём речь. О Циннии Марии.
Беспросветно. Хоть бы одна хорошая новость. Но ничего не происходит в соответствии с желаниями.
Первый герцог вздохнул и почти неслышно двинулся в сторону, но не ушёл.
Молчание.
– Нинио, – позвал Рашингава своего сына, медленно оборачиваясь.
– Я здесь, – донеслось из самого тёмного места.
– Чего бы ты хотел?
Нинио ответил не сразу:
– Хочу, чтобы ты перестал называть меня тупицей.
– Я уже давно тебя так не называю.
– Ты уже давно вообще никак меня не называешь.
– Хм. Считал, между нами идеальное взаимопонимание, не требующее слов. Ты – первый герцог.
– Я просто подстраиваюсь.
– И делаешь мне этим огромное одолжение. Я ценю это. Давай держаться такой формы и впредь.
– Хорошо, если тебе так нравится. Но теперь, полагаю, моя очередь спрашивать, чего бы ты хотел.
– Мои желания просты и понятны. Я хочу получить в полное владение ту девушку. Собственно, для того, чтобы снова зарываться в расчёты с прежним увлечением.
– Ты потерял свою страсть к открытиям?
Рицка признал это:
– Она угасла.
Оба перевёртыша некоторое время молчали. В голове Нинио смутно обозначился план.
– Однако, дорогой мой, – продолжил Рашингава, снова повернувшись к городу. – Это пройдёт. Если ты надеешься, что я возьмусь за меч и буду им размахивать, поменяв образ действий из-за твоих мелких интриг, то могу сказать только одно – я не поведусь. И более того, если ты попытаешься воспользоваться моим нынешним состоянием, я отправлю тебя в наёмники к одному из принцев, чтобы ты удовлетворил свою жажду сражений в их пределах.
– Понимаю, куда ты клонишь. Но я не настолько туп, чтобы затевать войну ради войны.
– Отлично, если ты понимаешь это. Наш хрупкий мир… хорош.
– Да. А как быть с девушкой?
– Ничего не предпринимай. Позови мне всех моих дочерей. Мы выберем ту, которая сделает всю работу.
Нинио отошёл, чтобы отдать инуэдо приказ и снова вернулся.
– Я могу что-нибудь сделать?
– Если хочешь.
– Я хочу помогать тебе, ты знаешь.
– В тех делах, в которых не надо думать головой? Ну, дорогой… ты как всегда… Нет, если ты действительно хочешь… узнай всё о графе Левенхэме. Мне нужно взять его в тиски так, чтобы он принял мои условия. Это не должно касаться Циннии Марии, понял?