Тысячелетняя любовь Рашингавы
Шрифт:
– Я хочу! – вызвалась Луна.
– Ты не хочешь.
– А чего тогда моя рука поднята и в ней белый платок? Я что, вытираю лицо невидимке?
– Кто тебя знает, – пожал плечами Рашингава.
– Я серьёзно хочу.
– Да с чего бы это тебе хотеть стирать рубашки крылатого? Я не притворяться прошу, а работать по-настоящему. С усердием.
– Тем, кто не хочет, можно идти? – с прохладцей, совершенно изменившись лицом, спросила Лиита.
– Конечно. У меня всё.
– И мы не будем обсуждать смерть Миранды? – встав, спросила Бриар – одна из старших полнокровных.
– Не
Зал почти опустел.
Осталось пять серен, четыре герарды и никого из полнокровных. Все девочки из проекта, несмотря на юность и многочисленность, хорошо знали отца, имели с ним общие секреты и, хоть и интересовались жизнью в столице, не настолько горели желанием менять свой образ жизни. Тем более, смерть одной из них подействовала оглушающе.
– Умерла полнокровная? – поинтересовалась Луна.
– Да. Но я не хочу об этом говорить. Не сейчас.
Девочки молчали четыре такта, не больше.
– А цель задания в чём? – спросила Химен.
– Быть всё время рядом с одной из серветок-фиток, Циннией Марией, помогать ей, и заработать её благодарность и привязанность.
– Она что, тайная дочь Красной Кэс?
– Нет, главнокомандующая здесь ни при чём. Цинния Мария – та девушка, ради которой я хранил свободными покои своей жены.
– Ты хочешь подписать контракт с фиткой?! – изумились дочери.
– Да. Полагаю, я заслужил право жениться на той женщине, которая мне понравилась.
– Но она не хочет, – возразила Саобори.
– Откуда ты знаешь?
– Слышала. В предел уже проникли слухи. Правда, не о том, но вывод сделать можно.
– Хм. Сейчас дело не в том, подпишет она контракт со мной или нет. Сейчас я хочу, чтобы она была в безопасности, не переусердствовала в работе и не исчезла куда-нибудь. А хорошие отношения всегда полезны.
– Я не думаю, что у меня есть на это столько времени, – покачала головой Химен и, медленно поднявшись, ушла.
– Саобори?
– Я не против.
– Тогда решено.
– Почему сразу Саобори?! – возмутились герарды.
– Саобори терпеть не может мужчин… да не махай ты платком, Луна, я уже решил.
– Но так не честно! Я тоже их терпеть не могу! Вас! Всех до единого!..
– Почему?
– Потому что вы грязные животные, конечно же!..
– Согласна, – кивнула Саобори.
– Пошлые извращенцы, – добавила до сих пор молчавшая Анорохи.
– Бесчувственные, жестокосердные, невнимательные, – спокойным голосом продолжала Саобори.
– Хорошо, леди! Конкурс! – устало улыбнувшись, провозгласил Рашингава. – Распишите по пунктам все причины своей нелюбви к мужчинам и замужеству. Победит та, у кого будет больше пунктов. Но советую всё взвесить. Левенхэм – мужчина. В случае победы ваше замужество будет отложено, но четверть всего времени вы, всё-таки, будете прислуживать ненавистному существу. Учтите это.
Утром Рицка вызвал к себе Луну.
– Я победила? – поинтересовалась герарда.
– Зачем это тебе? – хмуро спросил отец девушки.
– Это та фитка, из-за которой ты пропускал наши тренировки? Если это она, то я, безусловно, смогу подружиться с ней. Она показалась мне вполне нормальной, понятливой особой.
– Так зачем это тебе? – повторил свой вопрос Рицка. – Ты же такая красивая и такая гордая! Ты куда талантливее Саобори – меч в твоих руках поёт. Зачем тебе проводить годы в… этом, именно так?!
– Я не чувствую здесь свободы.
– А ты думаешь, в положении серветки у тебя будет свобода?
– В службе обычных герард всё то же самое, что и у сервов. Тут ты прав. Но разница-то есть, хоть какая. А я даже не среди них. Я тухну среди боевых герард! Там сплошная муштра. Слушай командира, дыши в такт, тренируйся и выполняй приказы. Стану сереной – придётся спать с мужиками, быть милой и рожать детей, а потом ходить с ними, как привязанными… до самой смерти. А я хочу успеть узнать что-то ещё. Я хочу смотреть на Ньон хотя бы из окна. Хочу узнать, как живут люди, фиты и крылатые. Хочу знать, правда ли, что они свободнее, чем мы.
– Давай я тебе и так скажу.
– Скажи.
– Обещай сохранить секрет.
– Обещаю. Говори. Только я всё равно хочу туда. Меня не переубедить.
– Ладно-ладно, я отпущу тебя. Но прежде скажу: да, они свободнее. Все они кажутся куда более свободными. Но когда ты придёшь к ним, то все они будут без конца рассказывать про свои ограничители. Это стены, которые их, якобы, сдерживают. Бич всех фитов – это их гон. Крылатые, конечно, с ума сходят от того, что называют грехом. Люди, пожалуй, чаще всего ссылаются на отсутствие денег. Это их типичные стены, высота которых не покажется тебе стоящей какого-либо внимания. Впрочем, любой перевёртыш так же может разбить всё сокровенное обо что-то ещё, кроме элементарного долга перед своим родителем. И ты тоже. А ведь всё зависит от того, свободна ли ты вот здесь, – Рашингава положил ладонь на голову дочери. Та вытерпела совсем чуть, будто досчитав до пяти, и аккуратно убрала руку отца, содрогаясь, по-видимому, от брезгливости. Сегодня рука Рицки пострадала не только от чернил – сегодня он слегка сжёг подушечку указательного пальца кислотой.
– Что ж… – со вздохом сказала Луна, одним выражением лица рассказывая, что всё это очень познавательно, но никак не поможет ей и не помешает.
– Что ж… – пожал плечами Рашингава, таким образом донося своё нежелание распинаться сверх прочего. Но тут ему кое-что пришло в голову: – Я не забыл напомнить тебе, что ты очень красива?
– Не забыл. Я с тобой не согласна, кстати, ну да ничего. А с какого-такого келлера ты тут лезешь с комплиментами?
– Просто… Левенхэм… вдруг влюбится в тебя?
– Я ему врежу, и он успокоится.
– Он тебя уволит, если ты ему врежешь.
– Хм… тогда… они, говоришь, боятся греха? Я ему подарю книжку с пошлятиной на каждой странице.
– А… какое… занимательное решение. Только крылатые не боятся. Они опасаются.
– Это их проблемы, не мои.
– Это норма речи. На всеобщем положено говорить именно так – опасаются…
– Зануда, – брякнула Луна.
– Я – зануда? Тогда ты… что же… метишь в двойники Нинио? – сощурился Рашингава.