Тысячелетняя любовь Рашингавы
Шрифт:
– Ты её расстроил, – заметила Роджери.
– Ну, – протянул всё это время молчавший Петри Онорх, двоюродный брат Павела, – думать о том, что всё сложится прекрасно и принц решит посвятить всего себя, извиняюсь, недавно встреченной обычной фитке, тоже как-то…
– Мария не обычная! – с некоторым гневом возразила Роджери. – Она чудесная девушка!
– Все девушки, на которых вообще обращает внимание принц империи – чудесные, – парировал Дмитриус. – Не надейся, Мария, не жди от него ничего хорошего.
– Да я и не ждала. Я даже не думала о том, что между мной и ним что-то может сложиться.
– Уверена? – поинтересовалась Роджери после небольшой паузы.
– Да.
Второй день недели не задался с самого утра и, прибыв в предел Рашингавы, Мария не могла перестать нервничать и тревожиться. Принца нигде не было. Вместо него граф Кану, Анхе, привёл одного из учёных, которому было объяснено, что и как говорить, и скучная работа началась. Мария начала клевать носом на третьем проекте – тот господин говорил на редкость занудно. А потом в предел вернулся принц. Вероятно, он был в Сердце Цитадели, или на каком-то очень важном собрании. Всё в нём говорило о высоком статусе: на принце была очень модная одежда из дорогих тканей, с вышивкой и вставками драгоценных камней, и он что-то сделал со своей головой – волосы казались снова спутанными, но выглядели почти шикарно. Он только посмотрел на неё сверху вниз и тут же сказал:
– Я провожу вас до дома Левенхэма.
– Считаете?
– Взгляд – сонный. Как можно продолжать воспринимать информацию, когда хочешь только одного? Впрочем, уже просто-напросто очень поздно. Жаль.
И это совсем не понравилось Марии. Но пришлось смолчать.
Рашингава предложил ей руку, полагая, похоже, что она снова будет такой же неловкой, как в прошлый раз, и у неё точно так же подогнутся колени от его загадочно-приятного запаха. Так что Мария решила не принимать его помощь:
– Я даже не заснула по-настоящему.
– Прогресс, – отметил он. – Один из подобных последующих вечерних сеансов обернётся для вас непременным открытием. Вы будете гордиться собой.
– Правда? – захлопала глазами Мария. Потом до неё дошло, что он имел в виду, что скоро она перестанет засыпать. И ей снова что-то в этом всём не понравилось.
Всю дорогу до задней калитки дома Левенхэма Рашингава либо молчал, либо говорил о строго научной ерунде и в итоге Мария… разозлилась. Но она понятия не имела, какую пакость можно безбоязненно сделать принцу империи, перевёртышу и работодателю, и ограничилась просто молчанием и непроницаемым выражением лица.
– Что-то не так? – спросил он, когда Мария уже отпирала калитку ключом. Но, даже позволив себе ненадолго задуматься, она не нашла внятного объяснения для того, что хотела сказать.
– Плохое настроение, – только сказала девушка, попрощалась, и, избегая встречаться взглядом с Рашингавой, отгородилась от него калиткой и скрылась за опущенными к самой земле ветками дерева-гамака.
Марию встретила Апенене:
– Ну что?
– Ничего. Вообще ничего. Я проводила время в его пределе, а он проводил время где-то ещё.
– Ты хотела побыть с ним? Поговорить о чём-то важном? Невооружённым глазом видно, что ты злишься.
– О, я? Устала, наверное… Да, правда, устала. Пойду-ка спать.
– Поесть не желаешь? Нет? Хоть перекусить надо… матти ещё совсем мягкие, с пудровыми сливками, а?
– А, о… нет. Я – только спать, только спать. Спасибо, милая, но нет. Мне нужно очистить голову. Завтра утром опять туда отправляться.
Следующим утром Марии дали нового мучителя-учёного, заливавшего ей в уши всё о том, какой он выдающийся, и как велика его цель.
Рашингава долго не появлялся.
Мария уже почти начала понимать, о чём вообще ведётся речь, когда принц влетел, не касаясь пола, поднял приветственно руку, взял что-то со стола и снова исчез – его буквально втянуло в один из дверных проёмов, вырезанных в стене, неестественно высоко над полом. Не перевёртыши не смогли бы туда влезть или впрыгнуть.
Воодушевление, вспыхнувшее было, придавило тяжёлым, удушающим чувством.
Но через некоторое время Рашингава вернулся, попросил одну из сопровождавших девушек принести шоколад с молоком и сливовый джем, и уселся рядом, чтобы послушать рассказ учёного вместе с Марией. После того, как разглагольствования закончились, Рашингава пил с ней шоколад, расспрашивая о её делах. Он делал всё это так доброжелательно, что девушке стало немного стыдно. Она была уверена, что совсем-совсем не приблизилась к тому, что бы хотя бы начать выполнять свою работу здесь так, как хотел Рашингава. И призналась в этом. Рашингава только улыбнулся:
– Если вкратце, то тот, последний выступавший, кстати, его зовут Прендр, работает над очень важной и опасной вещью…
– Это вот я поняла, – прервала принца Мария. – Он подробно расписал, какие болезни грозили бы мне, работай я вместе с ним.
– Потому что… – Рашингава на такт прервался, чтобы глотнуть из чашки и Мария продолжила вместо него:
– Потому что летшары сделаны по технологиям космофлота, а там используются какие-то там радиоактивные элементы, которые, собственно, и вызывают болезни у крылатых и фитов, а так же смерть людей.
– Химически они тоже небезопасны. Но летшары используются сейчас… хм…
– Для того чтобы снимать слепки и отображать их на метакартах в виде очень-очень похожего рисунка. Фактически, в особых студиях они воссоздают любой объект, но с помощью крошечных частиц.
– А ещё у летшаров есть то, что заинтересовало Прендра больше всего.
– И это система тяги летшаров, аналогичная той, что заставляет частицы выстраиваться в нужном порядке. Да, материалы опасны, но в небольших количествах и при умеренном использовании, без контакта с кожей, их можно использовать. И потому Прендр решил увеличить вес, который может поднимать обычный летшар, не меняя при этом содержания опасных веществ и этого… я забыла, как то слово…
– Реакций.
– А, точно. В будущем это позволит использовать летшары не только для снятия слепков, но и для других необходимых вещей, вроде быстрой доставки разных предметов, поиска пропавших детей и помощи им, помощи в тушении пожаров и на войне. А ещё они смогут охранять крепости. Не дети, летшары, конечно. И… всё такое прочее.
– Всё так. Вы всё прекрасно смогли усвоить. А что же было не ясно?
– Прендр говорил уж слишком много всего. Я запуталась.
– Вы не запутались. Всё важное осталось в вашей голове.