Тюльпанная лихорадка
Шрифт:
У него была привычка работать по ночам, когда весь город спал. В глубокой тишине новые картины – невольные жертвы бессонницы – словно оживали под его рукой. Но чтобы видеть свою работу, ему приходилось зажигать много дорогих свечей, и это будило подружек в его кровати. Одна мысль, что на него смотрит женщина, выбивала Яна из колеи. Они ласково шептали ему «иди ко мне». Порой били себя в грудь и каялись, что ступили на стезю порока. Иногда – и это было хуже всего – требовали, чтобы он на них женился. Почему с женщинами всегда столько сложностей? Проще всего было бы высосать их, как
Бывало, что он работал всю ночь и засыпал только на рассвете. В утреннем свете свежие картины выглядели диковато, словно их застали врасплох. Везде следы спешки, грубые цвета. Приходилось снова идти к мольберту. Если женщина оставалась на ночь, она уходила от него в этот момент, полная сомнений и стыда. С ним оставалась лишь его настоящая любовь – несговорчивая, упрямая, но постепенно поддававшаяся ударам его кисти.
Ян поднялся с места. В первый раз его не тянуло к работе. Он походил по комнате, прислонился к каминной полке. София Сандворт его оттолкнула, но действительно ли она этого хотела? Насколько искренни ее слова? Вероятно, он совершил ужасную ошибку. Но он должен с ней увидеться, это выше его сил.
Его первым мотивом являлась обычная похоть. София казалась ему трудной целью, хотя небезнадежной. Молодая женщина вышла за богатого старика – такие в конце концов сдаются. Брак для них – сделка, в которой их покупают, как мешок зерна: какие бы чувства они ни испытывали к своим мужьям, любовью тут не пахнет. А художник – шанс получить свою долю романтики. Рано или поздно они уступают, несмотря на страх загробных мук, лишь бы формальности были соблюдены.
Но вчера, во время второго сеанса, произошло нечто странное. Старикан по-прежнему нес всякую чушь: луковицы тюльпанов, де Хем… Порой заказчики сильно утомляли Яна. А она молча сидела рядом, скромная, как Мадонна, в синем платье. И вдруг они обменялись понимающим взглядом, словно два соучастника. Ян ясно читал все чувства в ее лице: иронию, насмешку, недовольство. И что-то еще, более глубокое и темное, кольнувшее его в сердце.
Теперь он сам себя не понимал. В первый раз, пытаясь соблазнить женщину, Ян сказал ей правду. С ним действительно творилось нечто необычное. София будто развязала путы, стянувшие его сердце, и он вдруг весь, целиком, оказался у нее в руках. Раньше Ян ни перед кем не раскрывался, и это чувство было ему внове. В нем заключался какой-то странный, упоительный соблазн. По дороге домой он прошел мимо мальчика, который играл на дудочке. Музыка наполнила его глаза слезами. Что с ним происходит? И что делать дальше? Может ли он надеяться на ее любовь?
В дверь резко постучали. Ян похолодел. София! Его бросило в пот. Нет. Это ее муж. Она рассказала ему о его утренней выходке, и он пришел его убить. А вместе с ним – дюжина парней из городской стражи, которые снесут ему голову.
Ян открыл дверь. В студию вошел его друг Маттеус.
– А у тебя, как всегда, свинарник, – весело заметил он.
– Геррит куда-то исчез.
– Твой слуга – пьяница. Выгони его к чертям.
– Хорошо, если смогу найти его. Он всегда где-то пропадает.
Маттеус сел в кресло.
– Я привел тебе мальчишку.
В дверном проеме маячил какой-то паренек. Худой, бледный, с длинными желтоватыми волосами.
– Его зовут Якоб.
Ян с трудом собрался с мыслями. Ну да, он совсем забыл об этом деле. Якоб был новым подмастерьем, которого он взял на учение с сегодняшнего дня. Маттеус привел его к Яну, потому что у него самого было уже трое учеников и они не помещались в его доме. Маттеус был щедрым, с большим сердцем и большим желудком. Он хорошо зарабатывал на так называемых сценках из народной жизни: кабаки, притоны… Они забавляли его клиентов, и в то же время в каждой из них заключался какой-нибудь назидательный урок, возвышавший заказчиков в собственных глазах. Его энергия была неистощима: он рисовал их пачками.
Ян поискал свои очки и протер их куском холста. Маттеус взял с пола несколько холстов и поставил к стенке. Он показал их мальчику:
– Посмотри на эти мазки – какая тонкая работа, как выписаны все детали: небо, облака, листва. А отлив на ткани – просто совершенство! Можно буквально дотронуться до складок. Этот человек научит себя всему, – Маттеус хохотнул, – если, конечно, ему как следует заплатить.
– Кто бы говорил, – буркнул Ян.
Маттеус глотнул из бутыли бренди и кивнул на своего товарища:
– Мой приятель знает первое правило в искусстве живописи.
– Какое? – спросил мальчик.
– Лестью можно добиться чего угодно.
– Неужели? – усмехнулся Ян.
– Главное, чтобы они вырядились в пух и прах, эти тщеславные простофили. – Маттеус показал на набросок с фигурой Софии. – Посмотри на эту женщину. Уверен, в жизни она уродина…
– Ничего подобного! – возразил Ян.
– А что, скажешь, красотка? – фыркнул его друг.
– Она действительно очень красива и…
Маттеус громко засмеялся:
– Скажи лучше, что просто хочешь забраться ей под юбку. – Он повернулся к мальчику: – Кстати, вот еще одно ремесло, которому может обучить тебя наш мастер.
– Прикуси-ка язык, – произнес Ян. – Он еще ребенок.
Маттеус раскурил трубку и выпустил клуб дыма.
– Дружище, ты потрясающий художник. Можешь научить этого паренька всему, что нужно. Кроме одного – как стать по-настоящему великим. – Он ткнул в Яна своей трубкой. – Да, ты отлично рисуешь и преуспеваешь во всем, за что берешься. Тебе все дается легко. – Маттеус поднял со стола кисть и обратился к подмастерью: – Знаешь, что это такое?
– Кисть, – ответил мальчик.
– Нет, средство для удаления краски.
– Выпей еще бренди, – посоветовал Ян.
– Наш друг Рембрандт – он бы меня понял. Чем больше он кладет на полотно краски, тем больше обнажает то, что скрывается за ней, – правду. Понимаешь?
Мальчик неуверенно кивнул.
– Страдания, гуманность… – Маттеус повернулся к Яну: – Но ты должен бы сильным, мой друг, и не бояться боли. Только через боль открывается красота мира. – Он встал и расцеловал Яна в обе щеки. – Я говорю это тебе потому, что сам на такое не способен. По сути дела, я трус, фигляр, развлекающий публику. И меняться уже поздно. – Он допил бокал, потрепал юнца по голове и вышел.