Тюрьма и воля
Шрифт:
Но сколько мы заработали за год! Компьютеры давали 40 рублей за доллар, за вычетом затрат на импорт, дооснащение, поставку — 30 рублей за доллар! А берем-то за 5–10. Фантастика! Вот это — золото. Только оно, как всегда в России, добывалось в Сибири, а не у «партии». Просто ножками надо было шевелить да разговаривать с людьми уметь. И никогда не обманывать. Репутация — важнее всего. Иначе дела иметь с тобой не будут.
В общем, через полгода объемы у нас стали такие, что председатель Центробанка Виктор Геращенко заметил и вызвал меня к себе.
«Кто вам дал право?!» Я ему — инструкцию. Он почитал, поискал запрет. Быстро понял, где «дырка». «Идите». Через три месяца инструкцию изменили, нас проверили и обнаружили сформированное
Я никогда не был учеником Виктора Владимировича, но всегда следил за тем, что и как он делает. Как себя ведет, как управляет, как общается. Когда он пришел в ЮКОС, мне говорили — многие заметили — стиль похож. Так вот, в качестве примера я его выбрал себе тогда. И благодаря этому всегда с уважением относился к «старой гвардии». Вольский, Маслюков — они уже ушли. Бакланов, Разумовский, Силаев [30] . Ныне здравствующих, но находящихся на виду не называю по прежней причине. Со всеми этими людьми мне довелось познакомиться и поработать после 1991 года. Борис Николаевич знал, многих из них не любил, но никогда ничего мне не говорил. Считаю, что свои управленческие университеты я прошел, находясь рядом с этими людьми. Очень разными, сложными, неоднозначными, но, бесспорно, очень опытными.
30
Все перечисленные — из советской партийной номенклатуры. — НГ.
Думаю, история про «партийное золото», которое якобы дало нам старт, именно отсюда. Ведь многие знали, кому я помогаю, с кем общаюсь. А понять, что я от них брал, не могли. Убогие люди! Кроме «золота» — никаких мыслей.
Бандиты
Центры НТТМ были «совместным предприятием» ВЛКСМ и ГКНТ. ГКНТ был плотно взаимосвязан с внешней разведкой (ПГУ КГБ). Но эти взаимосвязи от нас были «в небесных высях».
В 1989 году борьбу с оргпреступностью поручили КГБ. Мы оснащали компьютерами в том числе предприятия оборонного комплекса (собственно, я оттуда и не уходил до 1991 года). Поэтому нас «вел» Фрунзенский отдел КГБ. Хорошие парни. После 1991 года ушли в бизнес.
Первый и единственный раз меня пригласили на «стрелку» в гостиницу «Измайловская» в 1988-м или 1989 году. По-моему, Сильвестр, но точно уже не помню. Я поехал с приятелем вдвоем. Нас встретили человек 10 «качков». Мы вежливо поговорили, договорились созвониться. По-моему, они сами еще не решили, что с нами делать. А у нас, в оборонке, процедура была железная: сразу после подобной встречи (шпионы ли, преступники ли, другая какая непонятная публика) — служебная записка в курирующий орган (в нашем случае — районный отдел).
Все, больше встреч не было. Я даже никого и ни о чем специально не просил. Потом уже, в более поздние годы, мы заключили официальный договор со службой Рушайло [31] . Они тогда только создавались.
Пару раз, когда возникали вопросы со стороны бандитов, они выезжали, арестовывали. Помню в гостинице «Белград» чеченцы «наезжали», человек 10 взяли. Наверное, еще были какие-то случаи, но обходилось без моего участия.
Когда создалась российская служба госбезопасности — ФСК, потом ФСБ, мне приводили представлять их представителя в компании. Регулярно. Смешно, но в ЮКОСе заместителем у Муравленко был первый директор российского КГБ — Иваненко. Он, к слову, выступал в суде. Они там чего-то в первом отделе делали. Контракты какие-то наши контролировали по своей линии. Например, с Минобороны. Но я уже туда не лез. Мне не хотелось опять на себя «допуск» вешать.
31
Руководитель
Риски? Покушения? Никогда не думал о бандитах всерьез. Они лезли туда, где был криминал, где люди боялись идти за защитой в спецслужбы. А мне чего было бояться? Лучше платить по договору службе Рушайло или позднее помогать нашим, кто в Чечню ехал (или оттуда раненый возвращался), как мы делали в Томске, чем у бандитов «крышу» искать.
Было несколько раз, когда меня предупреждали, что ситуация «непонятная». Я никогда не интересовался, чтобы нервы не трепать. Ездил несколько месяцев с охраной. Потом снимали.
Серьезный риск был, когда шли вооруженные конфликты в 1991-м, в 1993 году. Я же участвовал вместе с ребятами. Риск был в Ингушетии, в Абхазии. Но это локально. Во время командировок. Я не заморачивался. Меньше знаешь — крепче спишь.
Знаете, очень любопытная психологическая особенность. Я ведь никогда храбрецом не был. Ни в школе, ни в институте драться сам не лез. Уклонялся, если мог. И в то же время по скалам люблю лазать без страховки. На «зоне» ножом ударили ночью — думал, что спать не буду. Так на следующую ночь лег на тот же матрац, от крови не отстиранный, и заснул как младенец.
Человек — смешная скотинка.
За кого стал бояться — это за своих, когда в Forbes напечатали, что богат.
В общем, если кому что-то о «покушениях» известно, то не мне. Я запрещал со мной эту тему обсуждать.
Главное было — неприлично
Моя частная жизнь на фоне всего происходящего в конце 1980-х не сильно изменилась. Жил я на съемных квартирах, после того как ушел из первой семьи. Сначала на шоссе Энтузиастов, потом рядом с Павелецким вокзалом. Двухкомнатные квартиры со старой, «хозяйской» мебелью и той, что закупали для офиса. Инка у меня молодец. Я ей за те времена больше чем благодарен. Ведь и жили, как в таборе, и убить могли. Даже не меня — ее. Вообще многое, что я делал, проистекало от жены. У нас с ней веселые взаимоотношения — непрерывный бой к взаимному удовольствию. Это только последние лет десять мы воевать совсем не можем, поскольку слишком сроднились. Жалко друг друга.
В общем, в материальном смысле и ее доля, и доля ребят — честно заработаны. Трудом, риском. Причем и финансовым, и не только. Заработано тем, что больше 10 лет, несмотря на весь «разгул» вокруг, занимались делом, вкладывая туда и труд, и деньги, и удачу. А мне с ними со всеми просто повезло.
Команда у меня большая. Сейчас кто-то «здесь», кто-то «там». У кого-то получилось пойти дальше, кто-то живет накопленным, кому-то помогают. Здесь нет благотворительности. Это — заработанное.
Сейчас, оглядываясь назад, думаю: почему, заработав уже в 1988–1989 годах очень большие (по тем временам) деньги (миллионы долларов), мы не пошли в «разгул», а продолжали вкладывать все в дело? Ведь нам было по 25–30 лет.
Сегодня вспоминаю, как в 1989 году мне предложили купить Alfa Romeo. Очень хотелось, но как-то было «неприлично».
Не могу сказать, что осмысленным приоритетом стояло развитие бизнеса. Конечно, это тоже, но все-таки суммы несопоставимые.
В 1990 году нам с Леонидом Борисовичем Невзлиным предложили дом на Николиной Горе, а мы жили на съемной даче. Две семьи вместе. Мы решили, что не можем себе позволить такую покупку.
Наверное, главное было — «неприлично» и осознание того, что, начав, трудно остановиться не столько с точки зрения денег, сколько с точки зрения времени. Когда работаешь по 12 часов — не до удовольствий. Начинаешь «удовольствия» — не до работы.