Тюрьма, зачем сгубила ты меня?
Шрифт:
– И за проститутку ты ответишь, мразь! – продолжал бушевать Вензель. – И за то, что сейф Таньке взломал!
– Ответит, – кивнул смотрящий. – Своим сейфом и ответит.
В этих словах звучал приговор. У Вадима онемели голосовые связки, когда увидел, как поднимаются из-за стола его палачи.
– А-а, ы-ы, – промычал он, отступая к двери.
Но кто-то толкнул его в спину, кто-то другой сильно ударил по ногам, лишая равновесия. Коваль упал бы на пол, если бы чьи-то руки не подхватили его на лету, не зашвырнули ни шконку.
Голову накрыли подушкой, руки заломали за спину, кто-то стянул с него штаны.
Он сопротивлялся, но смог только вытащить голову из-под подушки. И речь к нему вдруг вернулась.
– Сонька! Сонька ее звали! – заорал он.
– Ша!
Смотрящий остановил экзекуцию. Вадима отпустили, велели натянуть штаны и снова предстать перед воровским судом.
– Сонька, говоришь, ее звали? – спросил Ревун.
– Сонька, – кивнул Коваль.
Не верил он, что на этом все и закончится. Страх сотрясал его изнутри, снаружи – жгла неприязнь сокамерников.
– Что ж ты, Вензель, арапа заправляешь? – Смотрящий укоризненно глянул на своего сотоварища.
– А сеструху мою Танькой зовут, – оскалился тот. – Ей тоже четырнадцать… Эта ж падла могла ее того!..
– Погоди, брат, не гони коней! – подал голос уголовник, сидевший по правую руку от смотрящего.
Его можно было сравнить с кузовом автомобиля – такой же покатый и обтекаемый. Полукруглые, сильно выступающие надбровья напоминали колесные ниши, а глаза – крутящиеся диски: блестящие, беспокойные. Неопределенного возраста, одет в щегольский спортивный костюм.
– Разобраться надо. Сейчас и в четырнадцать лет путанят…
– Фильтруй базар, Мотыль. Моя Танька не путанит.
– Да, но не о ней же говорим. Про Соньку разговор… – пристально глядя на Вадима, сказал уголовник. – Значит, Сонька?
– Сонька, – подтвердил Коваль.
– Четырнадцать лет?
– Ну да.
– Живет на Тургенева?
– Да! – в экстазе спасенного висельника возопил Вадим.
– Худенькая такая, волосы темные, с рыжей краснотой?
– Да!!
– На ангелочка похожа?
– Да!!!
– А чему ты радуешься? – отрезвил его Мотыль. – Не знаю я такой!
– Гы-гы! – осклабился Вензель.
Вадим решил, что его жестоко разыграли. Но Мотыль неожиданно смилостивился.
– Да знаю, знаю, – ощерился он. – Сонька – золотые губки… Знаю такую. Четырнадцать лет девке, а в постели на все тридцать работает… И кинуть она тебя, мужик, могла…
– Точно, знаешь такую? – строго глянул на него Ревун.
– Век воли не видать.
– Ну что ж, повезло тебе, мужик, – обращаясь к Вадиму, сказал подобревший смотрящий. – Братва зря говорить не будет. Так что живи…
– Магарыч с тебя, мужик, – подмигнул ему Мотыль.
– Да я! Да у меня!.. Все, что надо…
– О том, что надо, завтра потолкуем, – сказал Ревун. – А сейчас на массу дави, поздно уже…
Вадим вернулся на свою шконку в статусе прощенного, но еще не полноправного арестанта. А ведь блатные могли бы опустить его до птичьих прав…
Глава 17
Андрей знал, что такое зубная боль, намаялся в свое время после неудачного лечения. Точно в такую же ситуацию попала сейчас и Олеся. Два дня назад у нее разболелся зуб, позавчера сходила в стоматологию, вчера места себе не находила от ноющей боли. К дантисту идти было бесполезно, потому как он заранее предупредил, что какое-то время ее будет мучить остаточная боль.
«Я никогда тебя ни о чем особо не просила, – сквозь слезы сказала она. – А сегодня прошу, останься со мной, не ходи на службу…»
Пришлось звонить начальнику изолятора, выпрашивать отгул. К счастью, Бугримов поверил, что нет у него иного выхода, как остаться дома.
Весь день Андрей просидел с Олесей, страдая вместе с ней. И только сегодня утром собрался идти на службу.
– Мне плохо, а ты уходишь, – капризно и с укоризной сказала Олеся.
Выглядела она неважно: бледная, изможденная. Боль, похоже, и не собиралась отпускать ее.
– Дел очень много, – виновато сказал он. – Да Бугримов день только дал…
На самом деле начальник тюрьмы не ограничивал его во времени, но в любом случае Андрей не мог позволить себе прогулять два, а уж тем более, больше дней.
– Если хорошо попросишь, еще даст.
– По телефону хорошо не попросишь. Лично с ним говорить надо… Я поговорю, он отпустит. Думаю, после обеда на службу не выйду…
На проходной Андрея встретели новостью – прошедшей ночью снова, в коридоре третьего этажа, было замечено привидение.
Как в прошлый раз, призрак попал в объектив камеры наблюдения. Начальник караульной службы показал Андрею запись.
Облачный силуэт поднялся по лестнице, коснувшись рукой железных перил, двинулся вдоль по продолу и пропал, исчез из сектора, который обозревала камера.
– Сегодня надо ждать трупа, – напряженно улыбнулся Репняк.
– Ты в это веришь? – задумчиво спросил Сизов.
Ему не давала покоя некая техническая декоративность в поведении призрака.
– Нет. Но, признаться, меня радует мысль, что сегодня ночью я не дежурю.
– А ну-ка, еще раз прокрути картинку, – попросил Андрей.