Тюрьма
Шрифт:
— С тех пор много воды утекло, — сыронизировал Ален.
— Расстроены?
— Нет. Даже не расстроен.
Лицо человека, в недалеком прошлом связанного с землей. Дед или прадед, вероятно, был крестьянин. Ширококостый, крепко сбитый комиссар смотрел собеседнику прямо в глаза.
— Вам, очевидно, нечего мне сообщить, господин Пуато?
— Не знаю, что вас интересует. Но могу вам сказать, что всю ночь пропьянствовал, что утром, когда проснулся, меня шатало с похмелья, а в постели у меня спала какая-то девка.
— Мне это известно.
— Установили наблюдение?
— А зачем? — комиссар посуровел. — Ведь не вы же стреляли в свояченицу, правда? Не сердитесь, что я сегодня утром устроил обыск у вас в кабинете.
— По сравнению с остальным это чепуха.
— Мне было необходимо допросить ваших сотрудников.
— В свою очередь могу вам сообщить, что мне это известно.
— Их показания подтвердили то, что вы говорили вчера о своих отношениях со свояченицей.
— А именно?
— Что вы действительно порвали с нею в прошлом году накануне рождества. В этом же заверил нас и владелец дома на улице Лоншан.
— У меня не было причин врать.
— Они могли у вас быть.
Комиссар помолчал и, закурив, подвинул пачку посетителю. Ален машинально взял сигарету. Он догадался, что пауза умышленная, но сделал вид, что этого не понял. Он тоже закурил, рассеянно поглядывая по сторонам.
— Я хотел бы, чтобы вы так же откровенно ответили на вопрос, который я сейчас вам задам. Вы поймете, насколько это важно. Как бы вы себя повели, узнав, кто был любовником вашей жены?
— Вы хотите сказать: любовником моей жены и ее сестры?
— Совершенно верно.
У Алена сжались кулаки. Лицо стало жестким. Теперь пауза наступила по его вине.
— Не знаю, — наконец проговорил он, — это будет зависеть…
— От того, кто этот человек?
— Возможно.
— А если он из ваших сотрудников?
Мгновенно перед взором Алена возник, как бы в разрезе с первого до последнего этажа, дом на улице Мариньяно. Одно за другим пронеслись перед ним лица мужчин, молодых, пожилых и даже старых. Но Ален их тут же мысленно зачеркивал. Франсуа Люзен — заведующий рекламным отделом? Этот красавчик считает себя неотразимым. Нет! Во всяком случае, не для Мур-мур.
Малецкий? Отпадает. Секретарь редакции Ганьон. Этот коротышка с животиком и подпрыгивающей походкой? Нет.
— Не ломайте голову, я вам сейчас его назову.
— Вы уже выяснили?
— Я располагаю возможностями, которых у вас нет, господин Пуато. Но это ставит меня в несколько щекотливое положение. Вот почему я и попросил вас зайти ко мне. Заметьте, я не вызвал вас официальным путем. Наш разговор конфиденциален. Ну как вы теперь, в форме?
— Где там! — буркнул Ален.
— Я говорю не о последствиях вчерашней попойки, а о нервах.
— Ах, это. Считайте, что я спокоен. Спокоен, как выпотрошенная рыба.
— Я хотел бы, чтобы вы меня выслушали серьезно. Я хорошо знаю мэтра Рабю и могу предположить, что он выдвинет версию убийства на почве ревности и построит защиту именно на ней. Но для этого ему необходимо лицо, из-за которого могла вспыхнуть ревность.
— Разумеется.
— Вы тут не подходите, поскольку ваша связь со свояченицей прекратилась почти год назад. А когда дело дойдет до суда, будет уже больше года.
Ален кивнул. Он и в самом деле был спокоен, спокоен до боли.
— Ваша жена отказывается давать показания, но это не лишает ее права на судебное разбирательство, а так как речь идет об убийстве из ревности…
— Зачем ходить вокруг да около, комиссар? Прошу вас, давайте напрямик.
— Простите, господин Пуато, но я должен быть уверен, что мои слова не толкнут вас на необдуманный поступок.
— Вы боитесь, чтобы я его не пристрелил?
— Да, вы бываете несдержаны. Ален усмехнулся.
— А чего ради мне его убивать? Из-за жены? Я уже начал привыкать к мысли, что потерял ее навсегда. Я многое передумал за эти дни. Раньше я знал: Мур-мур рядом, и этого было достаточно. Но ее больше нет… Он сделал неопределенный жест. — Что касается Бэби, я имею в виду Адриену…
— Ясно. Ну, а как быть с самолюбием? Вы ведь самолюбивы и горды, и, признаю, у вас есть все основания гордиться собой.
— Особенно гордиться нечем.
— Вы не довольны собой?
— Нет.
— Значит, вам будет безразлично, на кого променяли вас ваша жена и свояченица?
— Абсолютно.
— Другого пистолета у вас нет?
— Был только этот браунинг.
— Обещайте, что не попытаетесь достать оружие.
— Обещаю.
— Я вам верю. Так вот, вас ждет неожиданность. Мои люди допросили привратниц в домах, где живут некоторые ваши сотрудники. Разумеется, те, на кого у меня пало подозрение. Обычно лучшие результаты дает звонок в последнюю дверь. На этот раз случаю было угодно, чтобы разгадка ждала нас за первой же дверью. Я имею в виду улицу Монмартр.
Ален никак не мог вспомнить, кто из его сотрудников живет на улице Монмартр.
— Жюльен Бур.
Фотограф! Ален вдруг увидел перед собой его перекошенное, болезненное лицо. Сегодня ночью они сидели за одним столиком в кабаке на улице Нотр-Дам-де-Лоретт.
— Не ожидали?
Ален попытался улыбнуться.
— Странный выбор.
Фотограф! Вот уж никогда бы не подумал. Жюльен Бур не заботился о своей внешности, был неряшлив. Ален побился бы об заклад, что он никогда не чистит зубы. И взгляд у него уклончивый, словно он боится смотреть людям в глаза.