У бабушки, у дедушки
Шрифт:
— Может погибнуть,— сказал ветеринар.— Жар большой, да еще сало кругом, сердцу трудно. Лучше прирезать, пока не поздно...
Прирезать! Дело не хитрое. А вылечить?
Не знаю, жалость ли к заболевшему поросенку или упорное желание иметь к зиме «свое мясо», а заставили мать поступить по- своему. Верней всего, из-за прирожденной любви к животным, которая сочеталась с хозяйственной жилкой, мама не послушалась ветеринара, а приняла все меры, чтоб выходить Яшку.
Развела полкринки уксуса. Собрала старые чистые тряпки. Затем забралась в логово больного и, намочив тряпки в уксусе, замотала ими Яшку. Когда тряпки
И Яшке стало легче. Больной перестал стонать, задвигал ушами, дыхание сделалось более спокойным, без шумных вздохов и хрипов.
В течение дня мама сменила не менее десятка компрессов. Только вылезет из-под завозни — и опять туда. Яшкин жар медленно спадал. Но к ночи поросенка начал бить озноб. Яшка трясся всем своим жирным телом, закатил глаза, ноги дергались, копытца скребли по земле... Неужели умрет, напрасны все старания?
Мама позвала на помощь меня. Настелив под завозней соломы, вдвоем мы сдвинули Яшку с голой земли и уложили на подстилку. Потом мама укрыла больного старым полушубком.
Так продолжалось трое суток. Днем Яшка метался в жару, а ночью отогревался под полушубком. Моя заботливая мать навещала болящего даже ночами.
На четвертые сутки, утром, Яшку обнаружили на середине двора. Он лежал врастяжку на боку и, лениво помахивая ушами, отгоняя назойливых мух, грелся на солнце. Поросенок выздоровел — помогли наши хлопоты да заботы! Он немного отощал, но это было не страшно — нагулять жирок Яшке не стоило особого труда.
К зиме Яшка превратился в большую свинью белой английской породы. Он действительно был всегда чистым, белым. Не помню, чтоб он когда-нибудь выпачкался в грязи. Свиньи вовсе не такие грязелю бивые животные, какими их принято считать. Просто, порой свинье бывает слишком жарко, жир греет, душит ее, и тогда она готова залезть в какую угодно сырость и грязь, лишь бы найти хотя бы некоторое облегчение.
Зимой Яшкины прогулки в комнаты прекратились. К этому времени он сильно повзрослел, потолстел и, наверное, уже забыл, как спал со мной в одной постели.
Когда выпал снег, мы, ребята, принялись возводить на дворе ледяную гору-катушку. Яшка, конечно, был тут же. С глубокомысленным видом он бродил вокруг катушки, похрюкивал, как бы высказывая свои замечания насчет качества нашей работы, поддавал пятаком снег. А потом, когда гора была готова, улита водой и заледенела и мы стали кататься с нее на санках и на чем придется, а то и просто на собственных шубейках, Яшка неоднократно пробовал подняться по блестящему ледяному скату, скользил, падал, наконец, смекнув, в чем дело, поднялся по ступенькам за мной. Смеясь, мы дружно столкнули его с катушки, и Яшка скатился вниз на боку. Он испуганно верещал, забавно дрыгал в воздухе ногами. А придя в себя, снова полез за нами на катушку.
Вот так вышло, что среди моих друзей оказался поросенок.
Многие думают: свинья — она и есть свинья, глупая, неповоротливая, ленивая. Яшка доказал, что все это неправда.
Я читал: один шведский мальчик по имени Свен научил свою ручную свинку Путте ходить в упряжке. Путте возила Свена, и обоим это доставляло массу удовольствия. Жаль, я не догадался запрягать
Но пробил и Яншин час. Пришел мясник Шурыгин и...
Я этого не видел — был в школе. Мама нарочно постаралась сделать так, чтоб меня в это время не было дома. Но я хорошо помню, как долго-долго потом наш двор казался мне опустевшим — не хватало Яшки...
И очень долгое время — пока не подрос — я относился к Шургину с большой, совсем недетской неприязнью. Я был твердо убежден, что красные руки и багрово-бурачное лицо мясника — от крови животных, которых он погубил
ИДЁТ-БОДЁТ КОЗА-ДЕРЕЗА
Обычно нараспев начинала бабушка, а я прыскал со смеху.
Бабушка произносила эти слова очень смешно, вытянув губы дудочкой, протяжно и так, что получалось похоже на козлиное блеяние.
Как коза «бодёт», я уже знал хорошо. Пальцы одной руки бабушка складывала таким образом, что получалась рогулька. Выставив ее торчком перед собой и поворачивая подобно тому, как крутит головой коза, собираясь бодаться, бабушка грозила мне. Но мне было нисколечко не страшно. Я знал, что бабушка шутит и никогда не позволит себе обидеть внука.
Бабушка — маленькая, сморщенная, сгорбленная — и сама чем-то напоминала козу. Возможно тем, что была очень суетлива и старалась везде поспеть, где надо и где не надо
Идёт-бодёт коза-дереза
Мне было лет восемь или девять, когда произошла первая моя встреча с настоящей живой козой, вернее с козлом. Он жил в пожарке, с лошадьми. Слухом об его свирепости полнился весь город. Рассказывали, что раз он чуть не забодал насмерть одного пожарника. Козла боялись все ребята.
Козлов часто поселяют в конюшнях вместе с лошадьми. Говорят, своим противным запахом они отпугивают разных вредных насекомых и зверьков. Кроме того, козел хороший вожак и всегда шествует впереди стада или табуна. Но душной он, как говорила наша бабушка, не продохнуть...
Вот козлиная-то вонь прежде всего и донеслась до меня. А когда я сообразил, что козел близко, было уже поздно.
Я ужасно испугался. Теперь мне было совсем не до смеха.
Я заорал во всю мощь легких и здоровой мальчишеской глотки и бросился бежать, споткнулся и растянулся в пыли, а когда поднял голову, козел уже был надо мной. Он был большой, черный, косматый, страшный. Он угрожающе смотрел на меня. Борода тряслась, кривые острые рога выставлены вперед, как грозила мне пальцами-рогулькой бабушка, и почти касались моей спины. Вот-вот подцепят. И уж тогда несдобровать!
Спасла меня бабушка. В эту пору она как раз возвращалась с водой, сгибаясь под тяжестью «дружка» — пары ведер, через края которых плескалась прозрачная чистая вода. Воду брали из водоразборной будки, стоявшей на перекрестке.
Увидев, какая беда грозит ее внуку, бабушка мигом опустила ведра наземь, сняла с плеч коромысло и, размахивая им, с воинственным видом бесстрашно устремилась на бородатое страшилище.
Трах! Коромысло опустилось на спину свирепой животины. Трах...