У бабушки, у дедушки
Шрифт:
Наверное, потом:у что дедушка знал о своем недостатке — глухоте, он предпочитал общество животных: с людьми надо разговаривать, а с собакой, кошкой можно и помолчать. Не обидятся. И вообще: одному, конечно, тоскливо, хотя бы и занятому чем-то; а когда рядом есть живая душа — совсем другое дело.
Забавная компания! До обеда почти никого не видно, за исключением тех, что торчат около дедушки: где, что, кто делает — неизвестно, а как прозвучит грозное дедушкино «Оля! Оля!», так сразу сбегутся все, рассядутся вокруг стола с умильными мордочками и ждут: «Мы тоже пришли обедать».
Роска, Шарик, Пятка, Кульбик — собаки (Томка
Не подумайте, что это были красавцы какие-нибудь, хоть сейчас на выставку. Куда там! Невзрачнее существ было трудно вообразить. А старики не чаяли в них души.
Возглавляла всю эту компанию, конечно, Роска, хотя ее слышно было, пожалуй, меньше других. Длинная, черная, приземистая, с растянутым туловищем, острой мордочкой и кривыми, вывернутыми наружу коротенькими ножками, Роска сильно смахивала на таксу. Возможно, в родне у нее и была чистокровная такса. Все же остальные собаки были «дворянских кровей», как определял их происхождение мой отец, то есть попросту дворняги.
Роска передвигалась не спеша, вперевалку — «брюхом землю подметала», семенящей походкой и не глядя по сторонам. По попробуй тронуть — ого! Если Роску не задевали, она относилась ко всему с исключительным равнодушием. Другой такой ленивой собаки я не видал! Роска редко показывалась на улице, совершенно не интересовалась охраной хозяйского дома. Мне кажется, она рассуждала так: зачем стараться, когда и без меня караульщиков хоть пруд пруди? Большую часть времени Роска проводила во сне на своем любимом месте — голбце у русской печи. Вероятно, при рождении Роску нарекли Розой, а потом стали кликать — Роска да Роска и стала Роска. И вообще она так же походила на розу, как колючий чертополох на нежный ландыш.
Пятку прозвали Пяткой потому, что она всех, больших и маленьких, хватала за пятки. Ух и сварливая была собаченция!
Обыкновенно она яростно бросалась на прохожих, не разбирая — свой это или чужой, знакомый или незнакомый. Несмотря на маленькие размеры, собачонки этой боялись все, как чумы. Короткая шерсть Пятки была окрашена в ярко-песочный цвет. В этом было спасение для ребят нашей улицы. Завидя издали быстро приближающееся желтое пятнышко, они бросались врассыпную, громко крича:
— Пятка! Пятка бежит!..
Вообще раньше животные чувствовали себя на улицах больше хозяевами, чем теперь. Теперь они жмутся пугливо: кругом машины. Да и люди стали другие...
Вероятно, дедушка избаловал собак. Чувствуя свою безнаказанность, они и творили, что хотели.
Добрейшим созданием был Шарик. Он, кажется, и лаять-то не умел толком, а чтоб оскалить зубы — о том не могло быть и речи.
Шарик обладал густой длинной шерстью довольно неопределенного цвета (поскольку всегда был страшно грязен) и пушистым хвостом, загнутым на спину, как у лайки. Физиономия смышленая, с выражением постоянной готовности на любое озорство и желания служить людям. Если б его еще помыть хорошенько, наверняка получился бы красивый пес.
За свою доброту Шарику пришлось претерпеть немало неприятностей. Маленькие соседские ребятишки таскали его за хвост, щипали, дергали за уши, делали с ним что угодно — Шарик переносил все безропотно, неотступно сопровождая своих мучителей во всёх их забавах и играх. Ему случалось выполнять роль тигра, волка, собаки-сыщика, личной охраны у страшного кровожадного разбойника... Без ребячьего общества Шарик, казалось, не мог бы прожить и дня. Готов на все! Только позовите.
Справедливость все же существует на свете, и долготерпение Шарика частенько вознаграждалось куском пирога, шаньги, либо какой другой вкусной домашней снедью. Добряк и плут, он, наверное, учитывал это!
Четвертый и последний — Кульбик — был, что говорится, себе на уме. Дедушкин баловень, он не признавал никого, кроме своего покровителя и друга. Почему-то дедушка питал слабость к этому псу, хотя Кульбик, на мой взгляд, совсем не заслуживал того. Кульбик. Человеку не с нашей улицы, возможно, кличка не говорила ничего. Но для нас, ребят, это было олицетворение вероломства и ненадежности характера.
Вообразите небольшую, даже маленькую, гладенькую собачку, белую, с черными пятнами на спине и боках, с черными стоячими ушами и тоненьким остроконечным ХВОСТИКОМ, обычно изогнутым в полукольцо. Очень живая, миловидная и даже изящная собачка, глядя на которую многим приходило желание погладить.
Собачка не возражала против этого. Виляя хвостиком, она подходила к вам. Вы гладите, скребете ласково у нее за ушами, даете кусочек лакомства — задабриваете. Собачка неторопливо съедает и вдруг, отпрыгнув, разражается визгливым лаем, как будто вы угостили ее отравой, ловко вцепляется в какое-либо уязвимое кесто и поспешно удирает.
Любимым занятием Кульбика было подсидеть в подворотне прохожего, выскочить внезапно, куснуть за что придется и скрыться. Изловить и наказать зловредную собачонку было совершенно невозможно: Кульбик отличался осторожностью и увертливостью. Это его спасало и от больших собак, которых он тоже любил изводить, как надоедливая муха. Драчун и забияка, Кульбик не щадил никого.
Однако, чтоб быть справедливым, надо отдать Кульбику должное : из четверых он, единственный, исправно нес службу — караулил... нет, не дом и двор (там имелся более надежный караульщик — Томка, крупный черный пес), а дедушкину квартиру, именно ее и ничего более. Возможно, за это дедушка и благоволил к Кульбику. Спал Кульбик у дедушки в ногах на кровати и терпеливо сносил порку, которую хозяин Бремя от времени устраивал ему за разные прегрешения.
Дедушка сердился на всякую безделицу, от него попадало не только собакам.
Кошки меньше жили дома — больше шлялись где-то по соседским огородам, чердакам, иногда пропадая на несколько суток. Поприметнее двух рыжих котов (они вообще сливаются в памяти в одного, хотя я твердо знаю, что их было два) характером и повадками был Буско, или Бусый. О нем я еще скажу потом.
Животные скрашивали однообразное дедушкино-бабушкино житье-бытье. Бесчисленное множество раз в течение дня фабушка выпускала своих жильцов во двор. Едва заслышав за дверями тихое повизгиванье или царапанье когтей, сейчас же спешила впустить обратно. Прибежав с холода, зимой, собачонка начинала скулить, подняв нос и показывая на печку. Бабушка, бросив все дела, сажала ее к себе на колени или подсаживала наверх. Целыми днями она терпеливо занималась тем, что то поднимала всю свору (кошки запрыгивали сами) на печь, то ссаживала обратно на пол.