У черноморских твердынь
Шрифт:
Все политработники подразделений — в гуще боя. Трижды за несколько часов водил краснофлотцев в контратаку политрук Загальский, находившийся в третьем батальоне как представитель политотдела. Несколько раз увлекал свою роту в штыковой бой политрук Кудин. Потом он был убит, ряды роты поредели, но даже когда в строю осталась лишь горстка бойцов с раненым лейтенантом Гагиевым во главе, они продолжали сражаться так же упорно.
Вечером подводим итоги этого тяжелого дня. Три из пяти батальонов удержали свои позиции. Но два — второй и третий — понесли большие потери и отошли. В самом центре участка бригады враг вклинился в нашу оборону на 700 метров.
К ночи усилился
Утром наступление возобновилось на всем фронте бригады. Но скоро стало ясно, что теперь немцы стремятся прорвать оборону четвертого и пятого батальонов.
Между тем высланный в помощь бригаде резервный полк 388–й дивизии задержался — должно быть, из-за непогоды — на марше и в 9 часов утра, когда стало уже совсем светло, только подходил к нашим тылам. Обнаруженный немецким самолетом–разведчиком, полк попал под артиллерийский обстрел, а затем под штурмовку с воздуха. В результате он не только не смог немедленно пойти в контратаку, но лишь к концу дня был приведен в порядок.
Чувствуя, что командир полка капитан Ашуров и комиссар Алимов не в состоянии быстро собрать своих людей, рассеявшихся по незнакомой местности, мы послали им в помощь майора Текучева, который и вывел часть подразделений к назначенному рубежу. Затем отправился туда и я, чтобы выяснить общее состояние полка. По пути наткнулся на группу встревоженных красноармейцев–азербайджанцев. Они объяснили, что недалеко отсюда убит немецким снарядом «большой начальник».
На снегу лежал Тимофей Наумович Текучев. Я наклонился и назвал его по имени. На какой-то миг он открыл глаза и тотчас же снова закрыл. Но я понял: он меня узнал. Губы умирающего зашевелились. Прильнув к ним ухом, я услышал слова, врезавшиеся в память на всю жизнь:
— Прошу Севастополь не сдавать… Вере…
На этом он умолк. Я принял предсмертный наказ майора Текучева боевым товарищам. Но так и не узнал, что хотел он передать своей жене — Вере Николаевне. Она вместе с мужем пошла на фронт и служила в санчасти нашей бригады.
18 декабря прошло в отражении фашистских атак, следовавших одна за другой. На нашем правом фланге была введена в бой 40–я кавдивизия. Дивизией ода называлась, в сущности, условно, потому что имела очень мало бойцов, и еще более условно — кавалерийской дивизией, ибо сражалась в пешем строю. Отбить у немцев гору Азиз–Оба ей не удалось. Но командир дивизии полковник Ф. Ф. Кудюров, краснознаменец еще с гражданской войны, все-таки помог нам своей контратакой. С этого дня кавдивизия стала нашим соседом справа.
Особенно упорны бои на участке четвертого батальона. В трудный момент его комиссар старший политрук В. Г. Омельченко, вооружившись связками гранат, возглавил отчаянно дерзкую контратаку против фашистской пехоты и танков. Бросок был настолько стремителен, что немцы открыли огонь лишь после того, как два их танка запылали. И тут же завязалась рукопашная схватка.
Комиссар и десять краснофлотцев были отрезаны от своих и окружены взводом немецкой пехоты. Пробив гранатами брешь во вражеском кольце, комиссар приказал краснофлотцам отходить, а сам стал их прикрывать. Тогда десятка два гитлеровцев окружили Омельченко. Последними гранатами он уничтожил еще нескольких врагов и, фактически уже безоружный, бросился на появившегося перед ним немецкого офицера и богатырским ударом сбил его с ног. На выручку комиссару подоспели краснофлотцы. Группа смельчаков благополучно вернулась к своим.
Слушая потом рассказы о подробностях этой схватки, я думал о том, как много значит в таких вот условиях, при численном перевесе врага, поведение в бою буквально каждого человека.
В окружение, но уже гораздо более длительное, попала в тот день и рота лейтенанта В. Н. Гаврилина. Организовав круговую оборону, рота почти двое суток отбивалась от наседавших гитлеровцев и в конце концов соединилась со своими.
Вечером обстановка заставила командира бригады самого отправиться в расположение приданного нам полка 388–й дивизии, чтобы попытаться организовать контратаку. Но, отойдя метров на шестьсот, Вильшанский оказался отрезанным от КП продвинувшимся здесь противником. Пришлось развернуть новый командный пункт. С него мы уже ночью связались со штабом четвертого сектора и выяснили, что наш штаб и некоторые подразделения бригады находятся в полу- окружении, отрезанные от соседей.
Однако связь между прежним нашим КП и штабом сектора действовала. Майор Сахаров докладывал туда:
— Немцы в ста — ста пятидесяти метрах перед нами. Слышим также стрельбу справа и слева. Организуем круговую оборону.
Начштаба сектора посоветовал Сахарову поскорее выбираться на новый КП бригады.
— Не могу сейчас этого сделать, — ответил Василий Павлович, — У нас тут человек тридцать раненых. Нужны санитарные машины… .
— Их уже пытались к вам послать, но на дорогах стоят немецкие танки.
— Понял вас. Что-нибудь придумаем, — закончил Сахаров разговор.
В течение ночи раненые были вынесены на руках под носом у немцев. Майор В. П. Сахаров и заместитель начальника политотдела батальонный комиссар Д. С. Озеркин последними оставили наш старый КП.
Когда редеют батальоны
Отбивая три дня атаки частей 22–й немецкой дивизии, мы все-таки основательно ее потрепали. 20 декабря она уже не смогла не только наступать против нас сплошным фронтом, но и потеснить на каком-нибудь одном участке. Четвертый день декабрьского штурма оказался для нас более спокойным.
Но наша оборона уже не была сплошной. В одном месте разрыв между подразделениями достигал километра. Огромный урон понесли мы в командном и политическом составе. Убит командир третьего батальона майор Бутаков. Пали на поле боя комиссары батальонов Г. Г. Кривун, И. И. Шульженко, В. Г. Омельченко и И. И. Мальгин, политруки рот I'. Д. Крапивко, И. С. Луничев, Н. М. Труд, И. Г. Литвиненко. В числе тяжело раненных — командир четвертого батальона майор Ф. И. Линник, командир разведки А. С. Удодов, прозванный за удаль в ночных вылазках «матросом Кошкой».
За относительно «тихий» день мы пополнили роты людьми из тыловых подразделений. Но все равно три батальона, особенно поредевших, пришлось объединить в один, который стали называть сводным. Возглавил его начарт бригады майор С. П. Сметанин. Батальон занял оборону поперек оврага Барак.
Его соседями оказались роты береговых артиллеристов — с 30–й батареи под командованием старшего лейтенанта Окунева и с 10–й во главе с ее командиром капитаном Матушенко.
Работники политотдела, переходя из окопа в окоп, рассказывали краснофлотцам о положении дел под Севастополем, о подробностях разгрома гитлеровских войск под Москвой, которые только что сообщило радио. Новости из столицы были воодушевляющими. Они укрепляли уверенность в том, что разобьем фашистов и тут. Из рук в руки передавались свежие номера флотской газеты «Красный черноморец» и армейской «За Родину». Крупные заголовки на их первых страницах призывали усилить удары по врагу.