У Черных рыцарей
Шрифт:
— Хорошо. Тащите карту!
Нунке долго колдовал возле замка сейфа, наконец, вытащил вчетверо сложенную карту европейской части Советского Союза, испещрённую кружочками, квадратиками, треугольниками, и разложил на столе.
Думбрайт долго и внимательно изучал эти значки.
— Мало! До смешного мало! И это все, на что способна ваша школа?
— Максимум! Но ведь мы не одни, существуют десятки других подобных заведений…
— Мало! Мало! Боже, как мало! — упрямо повторял Думбрайт, продолжая изучать карту.
— Если взять нашу школу в отдельности. Но ведь вы сами сказали,
— Этой агентуры не существует, мистер Нунке! Практически она равна нулю! Если и сохранился какой-нибудь неразоблачённый агент, то мы не такие дураки, как Шлитсен, чтоб на него рассчитывать.
— Преувеличение, мистер Думбрайт, уверяю вас! Отступая из России, мы позаботились о том, чтобы оставить там широкую агентуру и хорошо законспирированные явки. Таким образом…
— А вышел пшик! Мы тоже обрадовались, Когда к нам попали ваши списки. Помните, я даже хвастался перед вами! А что получилось на практике? Прошло немногим больше полугодия, и списки эти спокойненько можно выбросить на помойку. Ваша прежняя агентура — сегодня миф! Одни сами пришли в советскую контрразведку с повинной и рассказали всё, что знали, других схватили на месте преступления! Когда ниточка в руках, клубочек разматывается и разматывается… Те одиночки, которые, возможно, притаились, словно мыши в норках, надеются, что о них позабыли… Фактически в России надо все начинать сначала.
Думбрайт сердито отодвинул карту и заходил по кабинету.
— Спрячьте это до завтра! Надо что-то придумать… Кстати, как дела у Воронова и Шульца? Сегодня я их почему-то не видел. Баклуши бьют? Пойдите разузнайте! А я тем временем напишу патрону. Не думаю, что его порадуют наши новости.
— Я только позвоню Шульцу, узнаю — у себя ли он. Вы не возражаете?
Думбрайт вдруг вспылил:
— Надо так поставить дело, чтобы вам докладывали, а не бегать разыскивать своих подчинённых!
— Очевидно, Фред на аэродроме, а Воронов ещё не закончил занятий со своими святошами. Пойду проверю…
Назначенный руководить секцией сектантов, Воронов назвал её классом «Аминь».
— Почему «Аминь»? — удивился Думбрайт, услышав название.
— «Аминь» значит «конец», — хитро прищурился Воронов, возможно, чтобы скрыть грусть, невольно прозвучавшую в голосе. — Мне пошёл семьдесят первый. Думаю, что воспитание кадров пресвитеров, священников и руководителей разных сект моё последнее занятие . Потому и «Аминь»..
Думбрайт, любивший неожиданные названия и прозвища, рассмеялся.
— Только вот что, мистер Воронов, — предупредил он, — не приучайте ваших преподобных к водке! Дай вам волю, так на вас не напасёшься!
— Высокочтимый мистер Думбрайт, и вы, уважаемый герр Нунке! Я не знаю, как обстоят дела в современной России с сектами, церквами и их служителями, но прекрасно помню сеятелей на ниве божьей России дореволюционной — религиозной, суеверной и пьяной. Вы тогда не нашли бы ни одного попа, дьячка, пономаря, который не выпил хотя бы двух рюмок, на крестинах, именинах, свадьбе, поминках, на рождество, на Новый год, на крещение, на масленицу, на пасху, вознесение, троицу, на заговенье перед Петровками, на Петра и Павла, на, на, на… А если
Последнее слово Воронов пропел во весь голос, и оно эхом прокатилось под сводами школы. Думбрайт зажал уши.
— Колоритная фигура! — сказал он, когда генерал вышел. — Давно работает на вас?
— Лет двадцать.
— А до этого?
— «Интелидженс сервис». Есть основания предполагать, что уже во время первой мировой войны он был связан с английской разведкой, поэтому и эмигрировал в Англию после революции в России.
— Почему перешёл к вам?
— Кто-то из белоэмигрантов выпустил в Париже мемуары, где припомнил и заслуги генерала, который с ведома и по поручению русской разведки ловко морочил голову своим английским коллегам. Воронову дали пинка под зад, и он предложил нам свои услуги.
— Очевидно, генералу есть что вспомнить!
— Ещё бы! Мог бы написать несколько томов любопытнейших воспоминаний: всё-таки прошёл школу трех разведок и знаком с их кухней.
— То-то и оно… — повертел головой Думбрайт.
— У вас возникли какие-то сомнения относительно Воронова? Уверяю вас, он служит нам верой и правдой! Ему больше некуда податься, да и стареть стал.
— Именно это меня и беспокоит.
— Вас волнует вопрос о пенсии?
— Какой пенсии? — удивился Думбрайт. — Ах, это вы об обещанной компенсации при выходе в тираж? Что же, пусть тешит себя этой мыслью, пока способен работать. А потом… потом увидим! Я не сторонник того, чтобы цацкаться с такими , как он. Тот, кто много знает, всегда опасен! Учтите такой психологический момент: разведчик всегда таит в себе чересчур много скрытого от других, и чем больше всего этого накапливается, тем сильнее становится внутреннее давление.
— Простите, я не совсем понимаю, какую опасность это представляет для нас.
— Такие, как Воронов, всю жизнь живут двойной жизнью: внутренней, скрытой от всех, и внешней, которая проявляется в действии, становится доминирующей и угнетает первую. Хороший разведчик прежде всего молчальник. И вот, когда он выходит в тираж, внутреннее давление, не сдерживаемое более внешними обстоятельствами, словно прорывает оболочку, и все, о чём молчалось и что накапливалось годами, вырывается наружу. Вы читали мемуары бывших разведчиков? Всех их словно прорвало, так они спешат выговориться. Они становятся болтунами и рассказывают о таких вещах, которые…
— Не подлежат оглашению, — то ли спросил, то ли подтвердил Нунке.
— Ни при каких условиях! Ибо раскрываются не только отдельные факты, а и сами методы разведывательной работы.
— Но, к сожалению, нет такого закона…
— Законы пишутся для толпы, а не для тех, кто стоит у руля, кто творит политику! Кому это знать, как не вам! Не предполагал, мистер Нунке, что вы так наивны!
— Сейчас не времена диктатуры национал-социализма. Ведь именно ваши газеты поднимут шумиху о нарушении прав и законности.