У черта на куличках
Шрифт:
Столько всегда мучений приносили проклятые пуговицы. Хорошо хоть Рае согласился на рубашку без этих плоских костяшек, и Рэда сшила сначала черную, а потом и серую робу. Но вот штаны…
– Ты не будешь ходить в детских ползунках всю жизнь! – объявил колдун, выдернув из рук змея ветхие старые «ползунки», которые тут же бросил в огонь.
– Ну теперь подождем, когда эти чертовы пуговицы сделают меня взрослым! – прошипел Шего.
Он сердито размахивал новыми штанами и зашвырнул их в самый пыльный угол норы, как только
Рэда звала к ужину, крича на весь дом из кухни, и тихо просила одуматься, не переступая порога комнаты:
– Да что вы опять не поделили?
Шего сидел на кровати, пытаясь застегнуть пуговицы на проклятущих штанах, – когти мешали попадать в петли. Он справился лишь с двумя – излишком стараний оторвав третью – и откинулся на прошлогодний матрас, который сам сшил и набил соломой после того, как сжег все вокруг от злости на Рае. Тогда он лежал на полу в серебре золы, черноте копоти, в тихом гробу и дымном омуте опустевшей комнаты; утром Рае так странно смотрел на него, так странно… а потом приказал вычистить все по-человечески и самому делать койку. И вот теперь Шего вновь лежал в темноте, злой и одинокий, разглядывая замазанный глиной потолок, облизывая пламенем мелкие бугорки и трещинки свода, и даже как будто успокаивался, покоряясь судьбе, но Рае лишил его этого покоя, открыв дверь и встав на пороге. Первым, как всегда, тишины не выдержал змей, он поднялся с постели, подобрал с пола вырванную с хвостом ниток пуговицу и вручил колдуну вместе со словами:
– Эта – лишняя.
С трудом и сейчас одевшись, Шего огляделся, пытаясь при свете дня рассмотреть это печальное место – жилище людей, уместившееся в одной маленькой комнатке, где почти ничего не было: гнилая постель с темной дырой в матрасе, зеленый деревянный сундук со сломанной крышкой, обитой проржавевшими металлическими ремнями, небольшой шкаф, за мутной стеклянной дверцей которого на лестнице полок тускнели разномастные чашки с голубыми и розовыми цветами и многогранные стопки на ножках не намного длиннее ногтя; в выдвижных ящиках валялись ржавые ножницы, пустые жестянки, промасленные свертки старых газет, гребенка с выломанными зубцами, черный сухарь, – зажатые в пасти времени, все вещи в доме казались покрытыми какой-то странной пыльной слюной.
Стены были зачем-то поклеены полосами цветной бумаги (в одних местах синей, в других – зеленой, в третьих – желтой), по углам она треснула и свисала клочьями, среди сухих лоскутов болталась поседелая паутина и невесомые дохлые мухи. Змей забрался пальцами в липкие нити, сворачивавшиеся в шарики, что так легко вспыхивали в руках. Прижав ладонью занявшуюся было вместе с паутиной труху бумаги, Шего погасил пламя и обернулся в поисках провидца (того, к счастью, нигде не было), неожиданно поймал себя в зеркале, зажатом между двух окон, которое висело внахлест и отражало змея всего: с ног до головы. Шего подошел ближе. Стекло помутнело от времени, покрывшись выбоинами и темными точками, будто родинками. Зверь коснулся его и почувствовал под когтями царапины. Глаза быстро потеряли интерес к самому себе, точно представшему в коже глубокого старика, и сползли к маленьким оконцам с короткими, выгоревшими на солнце тряпками, нанизанными на тонкие веревки так, что верхние части этих маленьких окон всегда были открыты: чернея ночью и белея днем.
Шего отодвинул одну из занавесок и за тусклым стеклом, внутри которого как будто застыли крупицы слез, увидел Рае… и увидел так вдруг, словно напоролся на угол, – даже заболело внутри. Колдун выговаривал что-то Кроле под сияющим нимбом клена – золотой свет лился на них сквозь прозрачную крону, но под пылающим опахалом дерева Рае казался изломанным и больным. Сердце змея уменьшилось, как фитиль под мокрыми пальцами. Он испуганно постучал в стекло – Рае вскинул голову и рассеянно посмотрел на дом. Заметив Шего, колдун кивнул, как бы спросив: «Ну как ты?» – и улыбнулся уголком рта так вымученно, словно его на крючок поймали. Первая капля чиркнула по стеклу. Вторая. Змей бросился к двери, но когда распахнул – сплошная стена дождя отсекла его от хозяина. Рае исчез. В дом криво спешил провидец, защищаясь от ливня ладонями. Кожа Шего горела огнем, а сердце рвалось из ребер, как скользкая рыба из рук.
– Я начинаю думать, что этот дождь колдовской, – объявил змей, устроившись в печи поудобнее и уложив подбородок на пальцы сведенных рук. – Стоит мне задержаться на улице, как появляется морось, ухожу под крышу – принимается поливать, но как заберусь в дом – все сразу прекращается. Что происходит? – Шего, говоривший как будто стене напротив, повернул голову к Кроле, брившемуся перед зеркалом.
– Ка…кая… – провидец тянул слова и бритву – ровные полосы чистой розовой кожи проступали сквозь мыльную пену, – ерунда.
Лезвие плюхнулось в тазик с водой, где еще полчаса назад Крола тщетно пытался рассмотреть будущее.
– Типичная осень в здешних местах – и только. Прогноз, знаешь, неутешительный.
– Сразу и ерунда… – вздохнул Шего. – Ты ведь врешь мне. Не говоришь, где Рае и что с ним, не отвечаешь, почему мы торчим столько времени в этой трухе, ничего вообще не рассказываешь. Я, по-твоему, идиот или узник?
– Что ты городишь так… – провидец не успел досказать – порезался.
Тончайшая алая струйка нарисовалась у него на лице.
– Ну вот полюбуйся, что ты со мной сделал!
– Все на свете идиоты, – змей спрятался в печь.
– Ну не глупи, Шего, – позвал Крола, поднимаясь со стула и стянув со спинки пожелтевшее тонкое полотенце, промокнул им лицо. – Что ты хочешь услышать?
– Что с Рае и где он? – глухо, но твердо спросил Шего.
– Акрмэого? – ткань на лице провидца проглотила его слова.
– А кроме этого – меня ничего не интересует, – прошипел змей.
Расшитое полотно вспыхнуло в руках Кролы, тот вскрикнул, отбросив полотенце на пол, и выплеснул сверху содержимое таза – мутная вода с белыми пузырями сотен ослепших глаз пожрала пламя.
– Ты совсем оборзел? – взбесился Крола.
– Если вы продолжите держать меня в неведении, я спалю вашу гнилую помойку! – пригрозила печь.
– Ты сам-то что будешь делать без этой гнилой помойки под колдовским дождем? – съязвил провидец.
– Да лучше вымокнуть и исчезнуть, чем ждать неизвестно чего!
– То-то ты от углей не вылазишь!
Шего выскочил из чрева печи и угодил босыми ступнями прямо в грязную лужу.
Змей раскачивался на стуле, упираясь ногами в печь, и наматывал на указательный палец торчавшую из потрепанной сидушки бороду ниток.
– Очень больно? – виновато спросил провидец.
– Отстань, ладно? – хмуро ответил Шего, выдрав клок лохмотьев из стула и бросив его в огонь.
Крола присел на сундук.
– Извини.
– Проехали, – промычал змей, почесав когтем под носом.
– Не могу я тебе сказать, просто не могу, – провидец всплеснул руками.
– Почему? – Шего подался вперед, громыхнув стулом об пол, и затих.
– Он меня убьет.
– Это вряд ли. Он даже меня не убил, как видишь.
Крола встряхнул головой.