У черты заката. Ступи за ограду
Шрифт:
Она присела на кровать, нерешительно покусывая губы. Конечно, это проще всего, но…
Спокойно, спокойно. Может быть, все обойдется. Но если их там найдут?
Она — дочь известного оппозиционера. «Дона Бернардо нельзя замешивать», — сказал Хиль. Но что он имел в виду? Нельзя посоветоваться? Нельзя спрятать беглецов в этом доме? А в ее — можно? Замужем или не замужем, она все равно остается для всех дочерью Альварадо…
А положение Фрэнка? Иностранец, занесенный в черные списки у себя на родине, всего несколько месяцев в Аргентине — и уже замешан в местную политику. Да еще с кем — с коммунистами!
Его просто вышлют, немедленно. В двадцать четыре часа. И куда им тогда деваться? Ни один латиноамериканский консул не выдаст визы человеку, высланному
Беатрис было теперь по-настоящему страшно. Она сидела как завороженная, не отрывая глаз от маленького ключа, поблескивающего у нее на ладони. И нужно было случиться такому именно в этот день!
Но ведь, в сущности, ничего пока не случилось… Никто от нее этого не требует, Хиль просто пришел посоветоваться. Можно держать пари, что он уже советовался и еще собирается советоваться с другими своими знакомыми. Почему именно она должна найти решение? Другие ведь его не нашли!
Беатрис вздохнула и вышла из комнаты.
— Вот, возьмите, — сказала она, протягивая Хилю ключ и листок бумаги с адресом. — Это от нашей новой квартиры. Я думаю, там никто не побеспокоит… Тихая улица и никаких соседей.
— А вы сами?
— О, мы ведь все равно уезжаем прямо из церкви…
— Вот как. — Хиль улыбнулся и спрятал ключ в карман. — Ну, спасибо, донья инфанта. Спасибо. А вы, значит, в свадебное путешествие?..
— Ага.
— Конечно, в ваше любимое Мар-дель-Плата?
— О, что вы! — Хилю показалось, что Беатрис почему-то смутилась. — Мы едем в Кордову. Вернемся, очевидно, к первому, а если Пико и его друзья уедут раньше, пусть оставят ключ папе или тете Мерседес.
— Договорились.
— Договорились, дон Хиль. Я еще увижу вас сегодня?
Хиль вздохнул и отрицательно покачал головой:
— Боюсь, мне сегодня не до празднований. Жаль, конечно, донья инфанта, мне всегда жаль упущенной выпивки, но ничего не поделаешь. Ладно, я испаряюсь, бегите одеваться. Каррамба, я ведь вас еще не поздравил! Желаю счастья, донья инфанта! И — побольше сыновей…
Она проводила Хиля до лестницы и медленно пошла к себе.
— Дора! — трагически воскликнула выглянувшая из двери тетка Мерседес. — Ты еще не начинала одеваться!
— Иду, иду, — сказала Беатрис, — ничего страшного, если даже опоздаем на пять минут. Он приходил по важному делу…
Теперь, когда решение было принято и Хиль унес ключ, она не испытывала страха. «Все будет хорошо, — подумала она, — все будет хорошо. И у меня обязательно родится сын!»
Ей вспомнился Херардин и его словечки, которых теперь с каждым днем становилось все больше и больше. «Если бы мне такого малыша, — подумала она, — я была бы абсолютно счастливой женщиной. Впрочем, каким бы он ни оказался — я все равно буду счастлива…»
Потом она сообразила, почти с испугом, что в день своей свадьбы думает о счастье как о чем-то отдаленном. А разве сейчас она не счастлива?
«Не знаю, не знаю, — тут же ответила она себе. — Мне сейчас тревожно, как перед экзаменом. И так же, как перед экзаменом, кажется, что счастье будет потом — когда сдашь. Но только этот экзамен никогда не кончится, он теперь на всю жизнь, и, может быть, счастье тем и хорошо, что оно никогда не вспыхивает у тебя в ладонях, а всегда светит где-то впереди — как путеводный огонь…»
Ленинград, 1961–1963
От заката — к рассвету
Герои романов Юрия Слепухина «У черты заката» и «Ступи за ограду» живут в одной из самых больших стран Латинской Америки — в Аргентине.
Прошло почти двадцать лет с тех пор, как появилось первое издание этих романов. Тогда они были написаны по горячим следам — в них отражались бурные события и личной, и общественной жизни аргентинцев середины 50-х годов двадцатого века. Минувшие два десятилетия неизмеримо расширили наш жизненный и читательский опыт.
Далекий континент как бы
Два десятилетия — немалый срок, особенно в наше быстротечное время. Тем более это суровый испытательный срок для романа о современности. Заметим, что даже многие исторические романы, повествующие о давным-давно минувших веках, не всегда выдерживают двух десятилетий — многое в них кажется наивным, односторонним, не соответствующим современному читательскому восприятию.
Подчеркнем сразу — романы Юрия Слепухина это действительно трудное испытание выдержали достойно. Автор внес во второе издание необходимые поправки, переписал отдельные страницы, но в целом оба романа полностью сохранили свою структуру, облик героев, сцепление их судеб и характеров. А наш опыт, существенно расширившийся за минувшие годы, не только не ослабляет интереса к жизни героев Ю. Слепухина, но, наоборот, помогает зорче увидеть и глубже понять жизненный пласт, художественно исследованный в романах. Тем более, что советская литература, охватившая в жанрах очерка и публицистики все страны современного мира, почти не затронула в романах и повестях жизнь, быт, коллизии и конфликты далекого континента. Юрий Слепухин — один из первых наших литераторов, кто воспроизвел средствами художественной прозы одну из граней сложного латиноамериканского мира.
А мир этот действительно сложен. Чтобы его понять, нужно преодолеть многие поверхностные, но — увы — прочные стереотипы. Латинская Америка предстает в них в маскарадных костюмах фестивалей, в сомбреро и пончо, в ярких нарядах креолок и мулаток, в шелесте банановых рощ, в ритмах зажигательных танцев. Но это лишь тонкий внешний слой жизни. Конечно, в романах Ю. Слепухина мы видим ослепительные краски далекого от нас необычного мира с его январской жарой и июльскими холодами. Герои и героини этих романов гуляют по широким, просторным авенидам, сидят за столиками кафе под пальмами, слышат звуки океанского прибоя на многокилометровых пляжах или старое сентиментальное танго, доносящееся из ближнего поселка. Весь этот зримый мир, в котором живут Херардо и Хиль, Элен и Беатрис, передан писателем конкретно, со знанием дела. Улицы, дома, пляжи — это не декорации, не условные конструкции, куда помещены герои, а реальное пространство и атмосфера, в которых живут люди. Иначе и быть не может. Без этих жизненных деталей, без красок, звуков, объемов предметного мира нет реалистического произведения. Но герои романов Ю. Слепухина живут не только в этом, так сказать, микромире, они живут и в большом мире. Это не только Аргентина — Буэнос-Айрес, Мар-дель-Плата, это вся Латинская Америка. Два десятка стран, составляющих ее пеструю карту, и гигантская Аргентина и, к примеру, крошечная Гайяна — части единого целого. А для этого целого, как и для каждой его части, характерны общие черты — многовековая борьба народов сперва против испанских колонизаторов, а затем против бесцеремонного вмешательства Соединенных Штатов в жизнь южноамериканских стран, против многочисленных диктаторов, всех этих генералов и адмиралов, сменяющих друг друга в президентских дворцах. Вот эта сторона жизни континента — жестокость военных диктатур, беспощадность полицейского насилия, напряженность социальных отношений, предгрозовая атмосфера, предвещающая, говоря словами поэта, «невиданные перемены, неслыханные мятежи», хорошо передана в романах Ю. Слепухина.