У черты заката. Ступи за ограду
Шрифт:
Чужие друг другу. Но откуда вдруг такая откровенность перед чужим? Даже если предположить худшее, даже если допустить, что она сделала это только из трусости, только боясь разоблачения; почему ей вдруг стало так важно — узнает он об этом или не узнает? Если он действительно для нее чужой…
Фрэнк вдруг зажмурился, ослепленный полыхнувшей в мозгу догадкой. Потом он снова открыл глаза — ничто не изменилось вокруг, так же сияли среди деревьев матовые шары фонарей, скользили по асфальту машины, на скамейке напротив молча сидели прижавшиеся друг к другу двое, держась за руки; молчаливо высилась темная громада факультета, похожая на недостроенный готический собор, и ярко и крупно — даже сквозь дымное зарево электричества — светили в небе южные непривычные звезды. Ничто не изменилось вокруг, но в нем самом точно лопнула вдруг какая-то цепь, сковывавшая его сердце все эти последние недели.
Он пришел к ней через три дня, вечером, небритый и в съехавшем на сторону галстуке. Беатрис побледнела, открыв дверь и увидев его перед собой.
— Вы? — шепнула она одним дыханием.
— Трикси, — сказал Фрэнк. — Трикси, вы должны выйти за меня замуж.
Она отступила на шаг, потом еще и еще. И все еще смотрела на него огромными глазами, как на привидение. Он подошел к ней ближе, теперь ей уже просто некуда было отступать — позади была лестница.
— Поверьте, — сказал он, — это совершенно необходимо… для меня и для вас. Поверьте, Трикси! Я очень хорошо все понял — почему у вас так получилось. Трикси, вы просто обязаны, поймите!
Она пошатнулась и села на нижнюю ступеньку, закрыв лицо руками.
— Вы должны, это же все ничего не значит, все можно поправить, абсолютно все, и это даже наш долг, если хотите, — перед самою собой, перед жизнью… Трикси, вы просто не имеете сейчас права сказать «нет»!
И снова лето, снова приближается Новый год. Новый, тысяча девятьсот пятьдесят седьмой. Сегодня очень жарко, и Беатрис то и дело с нетерпением посматривает на часы, но до конца рабочего дня еще много времени. Дело не только в жаре: сразу после обеденного перерыва ей позвонил Фрэнк и сказал, что заедет вечером. В пять он будет ждать ее внизу, но сейчас только половина третьего. И очень жарко.
— Ну хорошо, — говорит она, подавив вздох, и вставляет в машинку новый лист. — Продолжайте, компаньеро.
Компаньеро, сидящий напротив нее, торопливо затягивается и ладонью отгоняет дым к открытому окну, через которое в комнату щедро вливается грохот трамваев и послеобеденный зной.
— Так чего тут, собственно, продолжать, — говорит он. — Как я говорил, так оно и получилось. Хорошо еще, что днем. А если бы ночью — так покамест заметили б, так все бы к черту пропало…
— Минутку, — прерывает его Беатрис. — Вы сказали «как я и говорил». Кому вы это говорили?
— Начальнику складов, кому же, сеньору Мело. Я ему сколько раз говорил, что там надо менять всю проводку. И еще говорил, что если уж пока не меняют, так хотя бы не складывали кипы под самый верх или хоть проход оставили бы вдоль стенки. А то там до труб и не добраться, а коробки все до одной без крышек! Я чувствовал, что там, если где замкнет, так оно все заполыхает. Хлопок, он же как порох — одной искры хватит…
— У вас были свидетели при разговорах с сеньором Мело?
Компаньеро думает, наморщив лоб.
— Были, да. Последний раз я с ним говорил неделю назад, и был как раз дежурный электрик и еще один парень…
— Фамилии, пожалуйста.
— Электрика — Бустос, а того — как же он, погодите… Да, Петинатто, итальянец. Он тоже на складе работает, грузчиком.
— Вот видите, все это очень важно, а вы чуть не забыли. Когда был последний разговор с сеньором Мело, точно?
— Это было… сейчас скажу… пятнадцатого, да, как раз в субботу. Я еще с Бустосом договаривался на футбол идти, а тут пришел Мело…
— Так, минутку…
Подумав немного, она начинает быстро печатать:
«В дополнение к вышеизложенному, позволю себе обратить особое внимание Вашей милости на следующее обстоятельство. Я неоднократно предупреждал начальника складов, сеньора Мело, о плохом состоянии проводки в складе № 4 и о недопустимости укладки кип хлопка вплотную к стенам, что исключало возможность доступа к электрическим трубопроводам для их регулярной инспекции. В последний раз такой разговор имел место пятнадцатого декабря с/г, в присутствии дежурного электрика сеньора Бустоса и грузчика сеньора Петинатто. Факт этого разговора, который может быть подтвержден вышеперечисленными свидетелями, противоречит обвинению в невнимательном исполнении служебных обязанностей, выдвинутому против меня дирекцией фабрики «Иландериас Ламотт» и послужившему предлогом для моего увольнения без установленной законом идемнизации…»
— Так. А что вам ответил сеньор Мело, когда вы ему это сказали?
— Да что он ответил! Он говорит — если будете смотреть в оба, так ничего и не случится, вы, говорит, поменьше тут спите и не бегайте в прядильный девчонок лап… Прошу прощения, сеньорита…
— Ничего. Скажите, а разве следить за исправностью проводки не входит в обязанности дежурных электриков? Не может ли дирекция сказать, что замыкание, вызвавшее пожар, как раз и случилось по их недосмотру?
— Сказать-то они могут все, что хотите, компаньора, но вы посудите сами — одно дело следить за исправностью, когда проводка в порядке, а другое — когда ее уже десять лет как пора менять. Они и так только этим и занимаются — там сменят, там подмотают ленты, а оно, смотришь, в другом месте замкнуло. Конечно, какой-то кусок можно всегда заменить, а ежели всю проводку — так это нужно весь склад отключить на несколько дней, и опять же нужен кабель. Они, видать, еще когда монтаж делали, так решили экономию навести — сечение всюду ниже нормы, провода греются, изоляция сохнет. Там сейчас возьмешь кусок старого кабеля, а он в пальцах крошится, уже не резина, а уголь…
Беатрис опять пишет, потом снова спрашивает, пишет, меняет в машинке еще один лист. Наконец с этим покончено. Она заканчивает строчку, привычно отстукивает установленную формулу «да свершится правосудие» и с треском выдергивает лист из каретки. Потом читает все написанное вслух — медленно, делая паузу после каждой фразы. Компаньеро слушает и кивает головой.
— А кто теперь этим займется? — спрашивает он, вытерев руки платком и осторожно нацарапав внизу листа свою подпись.
— Дело, очевидно, будет вести доктор Фигероа, — говорит Беатрис. — Очень хороший адвокат, вы можете не сомневаться.
— Если бы доктор Ретондаро, — с сожалением вздыхает компаньеро.
Беатрис пожимает плечами:
— Что же делать, доктору Ретондаро самому скоро понадобится адвокат. Ну хорошо, компаньеро, у меня пока все! Мы будем держать вас в курсе, если будут новости — сообщим…
Они выходят вместе, и Беатрис стучится в дверь к секретарю профсоюза, компаньеро Пересу. Тот, по обыкновению, сидит без пиджака, толстый и плохо выбритый.
— Что там у тебя, дочка? — спрашивает он, уткнувшись в телефонный справочник.