У черты заката. Ступи за ограду

Слепухин Юрий Григорьевич

Брэдли ушел. Сумерки, давно уже сгущавшиеся по углам, постепенно заполнили всю комнату, растушевав очертания предметов, придав им странный, почти угрожающий вид. На потолке заиграли отсветы уличных огней. Дождь продолжал лить, размывая на стеклах зеленые и оранжевые блики неона.

В девятом часу вернулась Беба. Как всегда, она несколько секунд возилась с английским замком; потом дверь наконец скрипнула, отворяясь, потом щелкнул выключатель. На полу протянулась острая полоса света.

— Ола-а! — крикнула из передней

Беба.

— Добрый вечер, шери, — отозвался Жерар, не поднимаясь с дивана. Беба открыла дверь и заглянула в комнату, расстегивая плащ.

— Ты сидишь в темноте? — испуганно спросила она. — До сих пор болит? Как странно, что хениоль тебе не помог, мне всегда помогает сразу…

— Что? — не сразу понял Жерар. — Да нет, голова уже давно прошла. Как только я принял таблетки.

— А, ну хорошо. Я подумала, что ты сидишь в темноте из-за головной боли.

Успокоившись, Беба сняла плащ и, стоя перед зеркалом, принялась изучать свою прическу.

— Никак не могу понять, — говорила она озабоченно, вертя головой, — лучше мне так или хуже… Ты ел, Херардо?

— Нет, что-то не хотелось.

— Сейчас будем есть. Нет, в общем это даже оригинально! А тебе нравится?

— А мне отсюда плохо видно. Издали выглядит странно. Фильм хороший?

— Ну как же тебе не видно… Хорошо, я сейчас войду. Главное — как общее впечатление, понимаешь? Ой, фильм такой страшный, я сегодня во сне буду кричать… Ну ладно, смотри!

Беба вошла в комнату и включила свет. Жерар молча смотрел на нее, подняв брови.

— Ничего не понимаю, — сказал он наконец. — Это называется прическа?

— Да, представь себе! — запальчиво подтвердила Беба. — Пожалуйста, не задавай глупых вопросов, а скажи прямо — нравится это тебе или нет.

— Пока нет. А ну-ка повернись.

Беба прошлась по комнате походкой манекенщицы и уселась рядом с Жераром.

— Ты должен мне один поцелуй, — напомнила она, подставляя ему щеку. — Помнишь, по телефону?

— Мадам, такие долги я не зажуливаю… — От ее кожи, мешаясь с ароматом духов, исходила свежесть зимнего дождливого вечера. — Ты совсем замерзла. У тебя новые духи?

— Да, ланвэновские. Ну, почему ты ничего не говоришь?

— О чем?

— О моей прическе, пресвятая дева Мария!

— А-а… — Жерар зевнул. — Откровенно говоря, шери, здесь не о чем говорить. Какая же это прическа?

Беба выразительно пожала плечиками:

— Ну, знаешь! Это, по-твоему, не прическа? Это последняя парижская мода, по журналу! Называется «Экзистенциалистка»! Чего ты еще хочешь?

— «Экзистенциалистка»? — Жерар, взяв Бебу за уши, бесцеремонно повертел ее голову, оглядывая общипанные вихры цвета старого флорентийского золота. — Я бы предложил иначе — «После драки». А?

Беба вырвалась от него и пересела подальше, поджав под себя ноги.

— Ты просто мне завидуешь! — крикнула она. — И не

говори больше ни слова, иначе я разревусь. Слышишь? Просидеть полдня в этом дурацком салоне только для того, чтобы тебя общипали, как…

— Ну, глупости, не так уж это плохо выглядит, — успокаивающе сказал Жерар. — Тебе идет любая прическа. Расскажи лучше про фильм. Очень было страшно?

— Ой, лучше не напоминай! — Беба поежилась и сделала большие глаза. — Понимаешь, прилетели марсиане — на такой огромной летающей тарелке — и стали уничтожать людей на земле. Как называется эта страна, где всегда холодно?

— Канада?

— Не-ет, другая… Та, где красные!

— Тогда Россия.

— Россия? Ну да, это там, но называется как-то иначе… Сиб… Саб…

— Сибирь?

— Ага, Сибирь. Они высадились там, в Сибири, и сразу всех уничтожили. Ну, не всех, но очень многих. Янки предложили красным помощь, а те сначала отказались — говорят, у нас есть средства не хуже ваших. И вышло, что их средства никуда не годились. Тогда они уже попросили помощи, и янки это место забросали атомными бомбами. Представляешь? Наверное, сто штук сразу.

— Бедные марсиане, — сочувственно сказал Жерар.

— Не говори… У нас кто-то был? — удивилась вдруг Беба, только сейчас заметив стаканы и недопитую бутылку на столике.

— Да, я и забыл тебе сказать. Приехал Брэдли.

— Брэдли? — Беба нахмурилась. — Откуда он выполз?

— На этот раз из Италии, — небрежно сказал Жерар, догадавшись о ее беспокойстве и стараясь его рассеять. — Очень любезен, предлагает всяческую помощь в делах и так далее…

Беба докурила сигарету до половины и бросила ее в пепельницу.

— Знаешь, Херардо, — сказала она задумчиво, — я его совсем не знаю, этого мистера Брэдли, но мне он почему-то по твоим рассказам очень не нравится… Ты бы держался от него подальше.

— А кому он может нравиться? — Жерар пожал плечами. — Типичный янки — циничный, разумеется, совершенно беспринципный, но не дурак. Да я ведь не собираюсь заводить с ним дружбу, пропади он пропадом.

— Да, но…

Беба помолчала, потом спросила:

— Из какого стакана ты пил, Херардо? Я выпью глоток, так промерзла на этом дожде…

— Вон тот, с краю. Холодно на улице?

— Ужасно…

Беба смешала себе виски и со стаканом в руке уселась на прежнее место, сбросив туфельки и поджав под себя ноги.

— Какую помощь он тебе предлагает? — спросила она.

— О, пока ничего конкретного… Просто мы говорили о нашем положении, ну, и он совершенно резонно сказал, что мне следует теперь заботиться не только о себе… — Жерар улыбнулся и подмигнул. — Вот и все, шери. Нет, ты знаешь — я начинаю привыкать к этой прическе. В ней есть нечто… — Он повертел пальцами. — Словом, беру свои слова назад. Как, говоришь, она называется? «Экзистенциалистка»?