У Червленого яра
Шрифт:
Миронег тяжело вздохнул, душу рвало от бессилия, а еще вспомнился дядька Яким, еще крепкий, жилистый, такому жить да жить, покрываясь глубокими морщинами, словно толстой корой могучему дубу, медленно клонясь к земле, чтобы уйти в нее в свой срок. В свой, а не до срока, потому что чьи-то руки охочи до чужого добра…
И снова захотелось выть одиноким волком на круглую луну, что заглядывала в узкое оконце под потолком.
«А этот наглый находник пусть не радуется, что так легко верви червленые обобрал. Еще поглядим, кто кого. Сразу надобно отвадить, чтоб в другой раз даже не тянуло. Ингварю,
[1] Мятля — плащ. [2] Кмети — здесь старшие дружинники. [3] Нарочитая чадь — знатные люди. [4] Вервь — община.
Глава III. Потеха
Гости отплыли после полудня. Дядька Милята украдкой с кормы махнул Миронегу рукой, Миронег скупо кивнул в ответ. Ни к чему другим знать, что они знакомы. Уходят и хорошо. В ладони сверкнула векша — плата за козлят, отданная княжичем. Миронег подозревал, что совестливый отрок отдарился по своей охоте, тайком от отца. Князь через протрезвевшего Петрилу позвал задиру бортника в дружину, но после твердого отказа Миронега в сторону гордеца даже и не взглянул, много чести — какого-то там смерда упрашивать.
Против течения княжьи ладьи плыли тяжело, медленно, иногда даже казалось, что Савала их переборет и потащит снова к Миронегову затону. Весла мерно вздымались и вновь опрокидывались в темную воду. Этак долго им придется плыть, течение здесь сильное, пойди перебори. Ну, да то Миронегу лишь на руку.
Дождавшись, когда корабли скроются за поворотом, бортник прыгнул в дощаник и, выведя его на середину реки, отдался стремительным потокам. Ему-то с Савалой по пути.
Изгородь веси[1] выплыла из-за поворота. Миронег заработал веслами к берегу. Развешивавшие на берегу бредень мужики приветственно замахали шапками, Миронег тоже раскланялся.
— Радята дома ли? — крикнул бортник.
— У себя.
Деревенька была совсем малая — с десяток дворов, выделившихся от большой веси в паре верст ниже по течению. Псы бортника признали, дружелюбно замахали хвостами, кинулись ластиться. Миронег потрепал их по рыжим холкам и побрел промеж низких кольев заборов.
— Давненько, Миронег Корчич, к нам не захаживал, — промурлыкала из-за тына справная бабенка, оправляя повой.
— Недосуг было, — подмигнул бортник зазнобе.
— Так, может, сейчас на пироги забредешь, — оперлась она о тын, одаривая Миронега лукавым взглядом и хлопая длинными ресницами.
— Ой, балуешь меня, Нежка, — тоже оперся о заборчик Миронег, растягивая улыбку, — как бы муж твой с братаничами[2] мне не накостыляли, грешному.
— К Вороножу подались, нескоро возвернутся, — легла пухленькая ручка на крепкую ладонь бортника.
— Уж не разгневайся, только и мне отъехать ненадолго надобно, — осторожно убрал руку Нежки Миронег.
— Так уж и надобно? — обиженно надулась зазноба.
— Крепко надобно, — Миронег порывисто притянул пышную красотку к себе, целуя в теплые губы, и побежал дальше.
— Хоть пирожков на дорожку забеги взять, — понеслось ему вслед.
— В другой раз.
Изба
— Бог в помощь, — окликнул Миронег.
— Благодарствую, — разогнул спину Радята.
Длинный и сухой муж, лет сорока, ополоснул руки в бадье, отер о висевший на жерди рушник и направился к гостю.
— Случилось чего, Миронег Корчич? — озабоченно заглянул он бортнику в глаза.
— Князь Ингварь здесь в верви был?
— Нет, плыли какие-то лодьи, да мимо прошли.
— А в Большой?
— Того не ведаю. Чего всполошенный такой?
— Дай Сивку, отъехать мне надобно, — наклонившись к уху Радяты, проговорил Миронег, — и за козочками моими пошли приглядеть.
— Случилось чего? — снова повторил свой вопрос старейшина.
— Да пока ничего худого, да проучить, чтоб неповадно было, кое-кого следует.
— Корчич, ты уж там поосторожней.
— Извернусь.
— А как чего случится, козы да борти за мной, верно? — сузил глаза Радята.
— Уж и схоронил, — хмыкнул Миронег.
— Это, чтоб ты там от жадности не влез никуда да живехонький воротился.
Мальчонка вывел Миронегу Сивку, молодой скакун радостно заржал, предчувствуя дорогу.
— Ежели загубишь, уж не обессудь, три шкуры сдеру, — с явным сожалением посмотрел на доброго коня хозяин.
— Когда я тебя в накладе оставлял, — Миронег потрепал Сивку по мягкой гриве.
— Это да, — охотно признал Радята. — Я тебе невесту сыскал, — проронил он небрежно, — по осени к Хопру сватать поплывем. Семья крепкая, не голодранцы…
— Опять ты за свое, — отмахнулся Миронег, выводя коня со двора, но настырный дружок побежал следом.
— Негоже, Мироша, негоже одному. Ты ж не чернец, не скитник, к чему ж то? Только греха набираешься.
— Твои девки подрастут, выберу какую, отдашь? — подмигнул Миронег.
— Мои пока подрастут, ты уж щербатым хрычом будешь, станет женка от тебя, как Нежка от Боряты, к кому покрепче бегать. Думаешь, никто про вас не ведает? Оженись, там девка ладная, хозяйка добрая выйдет.
— Ну, чего пристал, других что ли дел у тебя нету? — Миронег запрыгнул в седло.
— О тебе ж, дурне, пекусь, — вздохнул Радята. — Силком свяжу и потащу на невесту глядеть, — погрозил он вслед пальцем.
Миронег уже не слушал привычные угрозы, на берегу спешился, выгрузил из лодки торбу с пожитками и овсом для Сивки, приторочил к седлу мешок сена, махнул Радяте, снова запрыгнул на коня и поехал прочь к полуденной стороне, туда, куда уплыли княжьи ладьи.
Можно ли догнать крепкие кораблики с двумя десятками гребцов каждый, коли они уж полдня как скрылись за окоемом? А Миронег надеялся, потому как вдоль пологого берега, по оврагу старицы и лесным проплешинам рассчитывал нагнать ускользающего князя. Сивке, конечно, отдых нужен, сам перетерпишь, а коняге дай передохнуть, но так и княжья дружина плывет неспешно, ночью пристают на ночлег, утром не торопятся, кашу варят, шатры сворачивают. «Догоню за пару деньков, а нет, так на переволоке к Цне уж точно не уйдут», — размышлял Миронег, углубляясь все дальше и дальше на север.