У Червленого яра
Шрифт:
— Так и ты кареглаза, и тебе в таких хаживать следует, — совсем тихо проговорил Вячко, оглядываясь.
— Смешное, Вячеслав Гореславич, говоришь, — отодвинулась Услада, сердечко прыгнуло.
Вячко порылся в притороченном к опояске кошеле и достал нитку янтарных бус.
— Тебе… на торгу в Пронске купил, да все как-то одарить не получалось, — протянул он бусы.
Усладе хотелось тут же схватить подарок и прижать к груди, но она сдержалась.
— Не могу я взять, то слишком дорогой для челядинки подарок.
—
Повисла тишина, и только где-то на лугу за Окой выводили скрипящие трели кузнечики.
— Люб, — тихо отозвалась Услада, — но в полюбовницы к тебе не пойду.
Она с печалью посмотрела на переливающиеся в сгущающемся сумраке медовые камешки.
— А ежели я тебя в жены зову, — выдохнул Вячко.
— Нешто можно тебе, что родня твоя нарочитая скажет?
— Батюшка с матушкой преставились, князю я словечко замолвил, он преград чинить не станет, а до остальных мне и дела нет, — Вячко бережно завязал узелок на белой девичьей шее, и медовые бусы легкой гроздью легли на грудь.
Услада потрогала камешки, они были теплыми, как само лето.
— Благодарствую, — подарила ухажеру улыбку.
— Как вернемся, сразу повенчаемся, — Вячко робко коснулся тоненьких пальчиков.
— Отчего же я, ведь столько девок вкруг ходит, да при родителях и приданом? — Усладе все не верилось. Как же быстро горький день сменился таким сладким вечером.
— А мне других не надобно, — Вячко наклонился и дерзко чмокнул Усладу в щеку. — Знаю, дурной с лица…
— Да самый любенький, — не дала договорить Услада, отдарилась поцелуем в небритую щеку и шмыгнула в избу.
Сердце мерно отстукивало: «Люба, люба, люба… Женой будешь». Щеки горели, Услада прикрыла их ладонями. Сговоренная. Быть того не могло, но ведь правда, вот они, медовые бусы, тронешь, и так тихонечко постукивают, словно ветерок в кроне шуршит. Осталось спроситься дозволения у княжны.
И тут налетела тревога, омрачившая безбрежное счастье. А ежели Марфа не отпустит? В ее воле Вячко отказать. Он ведь кметь Изяслава, в Пронске останется, а Марфу с ее челядью ждет дорога в Муром. Услада прислонилась к стене, тяжело задышала. И с княжной расставаться не хотелось, столько лет вместе, и мимо бабьего счастья пройти — век страдать. Как быть?
— Усладушка, ты чего, хворая? — из горницы вышла сама княжна.
В свете трепещущих огоньков лучин лицо Марфы выглядело уставшим и бледным, под очами чернели круги. Скорее саму княжну можно назвать хворой. Как сказаться, коли ей и так недобро?
— Н-нет, — пробормотала Услада. — То я так, — она торопливо отлепилась от стены и подбежала к хозяйке. — Кликнуть, пусть трапезничать подают?
— Кусок в горло не лезет, — отмахнулась Марфа, нос снова опасливо шмыгнул.
— Да, может, басню какую рассказать али спеть, вот я на торгу давеча слыхала… — бодро протараторила Услада.
— Я братьев рассорила, какие уж тут басни, — все ж скатилась по щеке Марфы серебряная слеза.
— Помирятся, обязательно помирятся.
— А коли нет? — Марфа тяжело опустилась на лавку.
— Да быть того не может, из-за такой-то малости, — Услада присела на корточки у колен Марфы, ласково заглядывая той в лицо.
— Ой, бусы-то какие на тебе? — изумленно расширила очи княжна.
У Услады от волнения сдавило горло, и не вымолвить.
— Откуда ж краса такая, вроде бы дорогой не было? — Марфа провела пальцем по янтарю.
— Это Вячеслав Гореславич мне пожаловал, — выдохнула Услада, — замуж зовет.
— Вячко? — вороные брови вскинулись кверху. — Да ежели ты не хочешь за него, так я откажу, ты не бойся, — взяла Марфа Усладу за руку.
— Хочу, — едва слышно выговорила Услада, — люб он мне.
— Люб? — растерянно проговорила княжна. — Оно конечно, кметь княжий, лучше и не сыскать, — не поверила она в чувства Услады.
— Ежели ты, светлая княжна, не захочешь, так я за него не пойду, — пересиливая себя, выговорила Услада.
Что-то такое промелькнуло в ее голосе, что Марфа, наклонившись, крепко обняла свою челядинку:
— Уж и так я всем сегодня пакость сделала, довольно, тебя обижать не стану. Выходи за Вячко.
— Спаси тебя Бог, светлая княжна, я за тя молиться крепко стану, — Услада всплакнула. — Так-то не хочется от любимой хозяйки вдали быть. Сердце разрывается.
— Да, все ж жене следует за мужем держаться. Так уж устроено, — грустно улыбнулась Марфа, — видишь, не такая уж я и баловня.
— Да никакая ты не баловня, да самая лучшая, — горячо отозвалась Услада.
— Да, может, меня теперь и не сговорят, — вздохнула Марфа, — так и не расстанемся.
Услада хотела что-то сказать подбадривающее, но в дверь постучали, потом проснулась большая голова Вячко:
— Светлый князь Глеб Владимирович пожаловал; тебя, светлая княжна, видеть хочет.
Обе девицы испуганно переглянулись.
— Проси, — быстро поднялась Марфа, поправляя убрус.
«Так-то поздно. Чего ему надобно? Опять доведет хозяюшку до слез. Только ведь успокаиваться начала», — вздохнула Услада, злясь на недоброго князя.
— Заноси, заноси!
Первым в горнице появилась корзина, от которой ароматно пахло жаренным мясом. Двое воев поставили ее на широкий стол.
— А я любимой сестрице повечерять принес, — завалился веселый Глеб, растягивая широкую улыбку. — А то сидит здесь сестрица голодной, пока братцы бражничают да пируют.
От Глеба пахнуло хмельным. Он сам деловито начал вынимать подарки: мясо, зажаренное на углях, полкаравая, крынку.
— Налетай, не побрезгуй, чай, голодная.
Марфа, косясь на преобразившегося Глеба, осторожно подошла к столу.