У Червленого яра
Шрифт:
— Ты на меня, Глебушка, больше не гневаешься? — робко спросила она.
Глеб сгреб сестру в охапку, целуя в щеку.
— Погорячился, уж прости меня, дурня. Бывает. Замиримся.
— И ты меня прости, и на Изяслава не гневайся, это я его уговорила, да он и брать меня с собой не хотел, так и говорил — Глебу то не по нраву будет.
— Не по нраву, то да, — легко согласился Глеб, присаживаясь на лавку.
Услада тихонечко отошла в уголок. Выйти без разрешения хозяйки она не смела, но и стоять на виду у княжьего семейства было
— Знаешь, сестрица, отчего я рассвирепел, как тебя увидел? — Глеб сощурил хитрые очи. — Я ведь тебе, сестрица, другого жениха подыскал.
— Другого? — эхом отозвалась Марфа.
Глава VII. Проводы
— Другого жениха, и Изяславу об том толковал, — Глеб плеснул себе из крынки и расслабленно подпер рукой подбородок, — а братец наш, князек Пронский, уперся — с муромскими сговариваться будем, слушать ничего не желает. А все почему? — Глеб вопросительно уставился на Марфу.
— Почему? — тихо спросила сестра.
— Потому что ему первому на ум мысль взбрела — за княжича муромского тебя отдать. Как ж теперь отказаться? Гордыня. Весь в Олега покойного.
Марфа улыбнулась.
— Так то он про тебя давеча сказывал.
— Вот-вот, в своем глазу бревна не замечает. Да ты ешь, ешь, чего сидишь?
Марфа отломила край каравая. Услада видела, что напряженность между братом и сестрой не спадала, и хозяйка ждет в любой момент перемены настроения князя Переяславского, тем более что от Глеба крепко пахло хмельным.
— А что ж не спросишь, кого тебе приглядел? — расплылся в хитрой улыбке Глеб.
— А чем же муромские не такие? — как не боялась Марфа Глеба, а все ж не тот, что ждал брат, вопрос слетел с губ.
Глеб сокрушенно покачал головой, глядя на сестру как на неразумное дитя.
— Где тот Муром глухой, а где стольный Смоленск. Смекаешь, сестрица?
— Нет, — призналась Марфа, хлопая ресницами.
— Думаешь, зачем я жену к родителям отправил? — подмигнул Глеб.
— Повидаться.
— Сговориться, да про нашу разумницу Марфушу младшему их Михалке порассказать. Ежели со смолянами породнимся крепче, экая помощь нам будет, да семейку братцев двоюродных, Игоревичей этих, за пояс заткнем. Смоленск, это тебе не худородный Муром, бери выше, — Глеб плеснул в кружку Марфе и протянул, — пей.
Марфа послушно хлебнула, скривилась, быстро запихивая в рот кусок хлеба. Глеб задорно расхохотался.
— Вот теперь понимаешь, почему я нынче разозлился, когда тебя увидел? Ежели тебя здесь муромские увидят, значит сговор — то дело решенное, назад уж не отопрешься, а станешь отпираться, так обидишь. А Изяслав того понять не хочет. А ты подумай, какие выгоды нам этот союз сулит, поднимемся так, что даже суздальских на место сможем поставить, — глаза у Глеба заблестели. — А и не зазорно, что Михалко — молодший сынок, глядишь, и до него черед дойдет на столе Смоленском посидеть. Княгиней Смоленской будешь, смекаешь?
— Смекаю, — промямлила Марфа.
— То-то же. А Епифания сказывала, что братец у нее пригожий, девки шеи ломают во след, а муромского я видал — тощий да смурной, слова из него не вытянешь, не для нашей голубушки.
— Но Изяслав… — все же робко начала Марфа.
— А Изяслав уже передумал, я ему, как чуть успокоились да из братины хлебнули, все объяснил, да он и не против. Ершится, конечно, для виду, да не беда, отойдет. Так что сбирайся, душа моя, и поезжай-ка домой, и чем скорее, тем лучше. Неровен час встретитесь здесь с женишком этим, нескладным.
Глеб поднялся с лавки.
— Хорошо, я поутру Изяславу скажусь и выеду вон, — согласно кивнула Марфа, тоже поднимаясь.
— Какое «поутру скажусь», Марфуша? — нахмурился Глеб. — С первым лучом солнышка следует уж ехать, а лучше еще затемно. Чуть подремлешь, кони отдохнут, да выезжайте из Исад. По прямой дороге да при воях крепких — бояться нечего, а к полудню уж до Рязани доберетесь, там передохнешь и дальше к Пронску. Сбирайся.
— Мне все ж надобно Изяславу сказаться, — замотала головой Марфа, — не добро так-то, не сказавшись.
— Да кому ты там чего говорить собралась, коли я уходил, а он хмельным уж под лавкой валялся, да вои его поднимали? Я сам ему по утру скажу, как проспится. Поезжай.
— Он обидится, я лучше сама, — чуть отступила Марфа.
— Ох, как же с вами всеми тяжко-то! — задрав голову, куда-то в воздух проговорил Глеб. — Ну, давай к Изяславу сейчас пошлем, скажем, что ты передумала да домой собираешься. Пусть его растолкают да весть передадут, а мы подождем. Ежели ты сама решишь, так он уж отпираться не станет. Да Изяслав в душе еще и обрадуется. Говорю же, я ему то весь вечер растолковывал, не мог же он своей выгоды не понять!
— Так, может, вместе к нему поедем, да и спросим? — с мольбой посмотрела на брата Марфа.
— Куда, в хмельной вертеп? — подался вперед Глеб. — Там уж Роман из Рязани пожаловал, а, может, и еще кто на ночь глядя доехал, тебя видеть не должны. Со мной сейчас кого из своих пошли, пусть твой гридь у Изяслава и спросит. Эй, кто там? — звонко крикнул Глеб, хлопая в ладоши.
В дверь торопливо вошел Вячко.
— Надобно послать к твоему князю весть, что сестра наша желает домой ехать. Пусть Изяслав свое слово скажет.
Вячко почтенно поклонился и снова скрылся за дверью.
— Ну вот, сейчас к Изяславу твоему съездят и все тебе передадут. А ты пока сбирайся, сбирайся.
— Да я ничего и не разбирала, — пожала плечами Марфа. — Услада, пойди — собери там чего, — вспомнила княжна про челядинку.
Услада выскользнула за ту же дверь, что и Вячко. Милого она нашла на дворе, он отсылал проворного Прошку к стану, что-то ему нашептывая. Услада подбежала и тоже в полголоса стала пересказывать разговор хозяйки с вертким князем Переяславским.