У индейцев Верхней Амазонки(Путешествие и приключения Упдеграфа)
Шрифт:
— Нам надо держаться прямого направления, — сказал Жак.
Мы опять переплыли реку. Посередине потока Жак закричал мне:
— Бросьте свое одеяло, иначе оно потянет вас на дно!
Наши ноги от постоянных уколов колючек и спотыкания о спутанные корни почти одеревенели, и счастье, что нам некогда было ими заняться. Наше платье было порвано в клочки, из которых торчали шипы.
На другой день голод дал себя изрядно чувствовать. В третий раз мы подошли к реке. Нам ничего не оставалось, как переплыть ее. На другом берегу мы повернули вверх по течению. Мы сделали лишь несколько шагов, как
— Идите-ка сюда! Я нашел свежие зарубки от махете.
— Да ведь это наши собственные, — ответил я.
Мы стояли на том месте, откуда второй раз вошли в реку. В два последних часа мы описали полный круг.
Я и Жак опустились на землю и начали обдумывать наше положение. Несмотря на то, что нам приходилось очень туго, Жак не терял способности к остроумию и, обернувшись ко мне, спокойно сказал:
— Если бы я знал, что вы снова вернетесь сюда, чтобы принять ванну, то я подождал бы вас здесь и по крайней мере не потерял последний клочок своей рубашки.
— На каком же собственно берегу мы находимся? — спросил я.
Жак долго смотрел вниз и вверх по течению.
— Бьюсь об заклад, что мы были на этой стороне, — сказал Жак.
Мы повернулись спиной к реке и шатаясь пошли в противоположную сторону. Было около полудня, когда мы снова опустились на землю для отдыха. Жак прислонился к пальме и тотчас же заснул. Тело его сползло на землю, голова повисла на сторону. Стекавшая сверху вода собралась на нем в углублении около ключицы и образовала там лужу.
На третий день голод стал сильно мучить нас. Я сознавал, что скоро мы совсем ослабеем, если ничего не съедим. Полный отчаяния, я при помощи Жака повалил одну маленькую пальму. Мы вырезали сердцевину из ее верхушки и принялись с жадностью уничтожать ее. Она была нежна и вкусом походила на сельдерей. Но наши желудки не в состоянии были переварить эту пищу, и нас тотчас же стошнило.
На третью ночь мы уснули, устроившись опять под пальмовыми листьями. Проснувшись, я увидел, что наши ранки на ногах и теле загноились. Началось воспаление. На нашей коже, сделавшейся чувствительной от постоянной сырости, лопались нарывы. Наши ноги представляли собою сплошную массу гноящихся ран.
Мы напрягли последние силы и медленно пошли вперед. Все чаще и чаще мы отдыхали. Вдруг Жак увидел на одном из суков дерева индюка. Он находился не выше трех метров от земли и, видимо, был не совсем здоров. Жак собрал свои последние силы и бросил в него махете. Мы подняли птицу мертвой.
— Что же мы будем с ней делать? Ведь у нас нет никаких средств развести огонь в этом промокшем лесу, — сказал я.
— А мы попробуем выпить из этой птицы кровь, — ответил Жак, и с этими словами он прильнул губами к теплому еще телу птицы.
Но, увы! Не прошло и минуты, как Жака стошнило. При виде этого я бросил пить кровь и принялся грызть ноги убитой птицы. Но моя попытка не удалась.
Мы оставили индюка и двинулись дальше. Наши голоса звучали глухо, будто кто-то другой говорил за нас. Тучи москитов кружились над нами, но мы уже не обращали на них никакого внимания. Смерть висела над нами, настроение было подавленное, и даже энергия Жака, казалось, иссякла. В этот день мы отдыхали через каждый час. К вечеру мы совсем ослабели и с
На пятое утро мы проснулись среди огромной лужи. Мы поднялись и шатаясь поплелись дальше.
Около полудня мы наткнулись на бамбуковое заграждение. Оно было перевито колючими растениями. Я уже не мог идти дальше за Жаком. Мои колени подогнулись, и я опустился на землю.
Я хотел сказать Жаку, чтобы он заглянул по ту сторону заграждения и сообщил мне, что там находится. Но язык не слушался меня.
— Сначала заснуть… — глухо промолвил я и потерял сознание.
Меня привел в себя сильный толчок ногой. Я открыл глаза и увидел Жака. Он стоял около меня и кричал хриплым голосом:
— Вставайте же, наконец! Я нашел дорогу.
Народ-невидимка
Лучше бы этот вестник не находился дома, когда мы там появимся, — сказал Жак, указывая на след исполинской ноги.
Известие, которое он принес, когда я лежал в полубессознательном состоянии, произвело магическое действие на мои ноги. Они опять подчинились моей воле. Я в миг поднялся, и мы перелезли через отверстие в изгороди, которое сделал Жак. Мы очутились на замечательной дороге. Она представляла чисто вырезанный в лесу туннель, шириною в 5 метров. Она была сделана теми неизвестными, скрывающимися людьми, которых мы так давно искали. Дорога была проложена с такой большой тщательностью и в таком большом масштабе, каких я не встречал ни раньше, ни позже. Ее назначения я не мог себе уяснить. Улица была единственной в своем роде, не только по ширине, но и по длине, достигавшей 1 1/2 километра. Она была пряма, как натянутая струна. По-видимому, здесь было подготовлено место для большого поля.
Вид этой дороги вселил в нас новую жизнь. Мы потащились вперед, готовые пройти хоть сотню километров. Что-нибудь должно же быть в конце этого нового пути.
— Смотрите, это следы человеческих ног! — сказал Жак и нагнулся к земле.
На дороге виднелось множество свежих следов от мужских, женских и детских ног. Среди них выделялись следы огромных размеров.
— Как вы думаете, Жак! Надо ли нам идти за этой толпой людей? Глядите, большая часть следов ведет от реки.
— Ах, вы еще спрашиваете! — ответил Жак. — Ведь все равно, куда бы мы ни направились, мы будем везде во власти индейцев. — Мы повернули направо и замаршировали так быстро, как могли, думая лишь об убежище и пище.
Пройдя 500 метров, мы увидали перед собой прелестный уголок, засаженный бананами, юкой, ямсом, сладким картофелем, о чем мы так исстрадались. Плантация занимала около 1 1/2 гектара. В одном конце ее стоял домик. Мы добрались до него, пройдя через поле, представлявшее собою сплошной лес из культурных растений. В 10 метрах от домика мы остановились, не зная, что нас ожидает дальше — спасение или окончательная гибель?
Мы стояли под проливным дождем и дрожали от холода.
— Неужели мы можем сейчас вызвать в ком-нибудь страх? — сказал Жак. — У нас такой жалкий вид. Не лучше ли будет, если мы просто войдем в домик? Ведь мы не причиним им никакого вреда. Мы только поищем какой-нибудь пищи.